Продолжение. Предыдущая глава называется “На курсах итальянского”.
Тем временем все больше моих подруг исчезало из Интуриста. Теперь уходили не только на более спокойную и предсказуемую офисную работу – в референтуру, методотдел, отдел по составлению программ – но и в другие сферы. На дворе бушевала перестройка. Катя А. устроилась в какой-то НИИ уборщицей, приобрела вязальную машину и создавала шедевры высокой моды, которые, прикрепив к ним фирменный лейбл, относила в комиссионку. Было забавно, когда она в норковой шубе, на новеньком автомобиле подруливала к институту за мизерной зарплатой.
– В какой должности состоите? – спрашивали ее в кассе.
– Уборщица, – скромно опускала глаза Катя.
Как-то я купила бордовую пряжу и поехала к ней домой. За один вечер, за болтовней, Катя связала мне роскошный шарф. Попутно мы умяли огромный торт «Птичье молоко», прицепленный мною по дороге в кооперативном магазинчике: теперь это, еще недавно дефицитное, лакомство можно было найти везде, но стоило оно астрономических денег – 10 рублей!
Я же продолжала честно трудиться на своем рабочем месте. Помимо обычного обслуживания групп была у нас такая форма работы как дежурства. В торце «Националя» со стороны гостиницы «Интурист» находилось заведение, куда обращались неокученные индивидуалы за отдельными экскурсиями. Как оно называлось – убей, не могу вспомнить: кажется, оно, как и наш отдел, без конца меняло название, но входило в систему Интуриста. Кто были упомянутые индивидуалы, тоже точно сказать не могу: говорят, тогда туристы не могли путешествовать по Союзу самостоятельно – не знаю и спорить не буду. Но приходили туда иностранцы – не всегда туристы – которыми занимались другие организации. Экскурсии были назначены на определенные дни и часы, и гид являлся к определенному моменту, подчас не зная, состоится ли экскурсия, то есть найдутся ли экскурсанты. У меня была неделя, когда я наведывалась туда каждый день в надежде сопроводить Мирей Матье, заказавшую посещение Кремля, да певица так ни разу и не показалась.
В выходные дежурные сидели в отделе и ждали звонка, если вдруг кто-то что-то закажет. Было их несколько – по одному из каждой группы, звонок часто так и не раздавался, а гиды трепали языком и били баклуши. Это было довольно приятно, а потом за такой труд еще и полагался отгул.
С самым добрым чувством вспоминаю я работавшую в том заведении казашку Риду: она была чем-то серьезно больна, ходила, опираясь на палку, но никогда не унывала – хриплый голос, немного циничный юморок и неизменная сигарета в зубах. Грубоватая Рида была полна любви к людям и позже дала мне много интересной работы. Позже – это в перестройку, а может и сразу после, когда заведение перешло на хозрасчет, или как это там называется. Мы брали у них заказы параллельно с работой в отделе, а за деньгами ездили в какой-то переулок в Замоскворечье, в странную заброшенную халупу с таинственной вывеской «Книжный знак».
Тогда-то мне и довелось поработать с вице-президентом монакского футбольного клуба Максом Поджи. Этот высокий человек с седыми кудрями, лицом похожий на Бельмондо, но очень солидный, напрочь лишенный суетливости, произвел на меня сильное впечатление. В Москве только появилось два длиннющих белоснежных «Линкольна». Теперь такие, украшенные гирляндами, куклами и обручальными кольцами, можно видеть повсюду, хотя и до сих пор туристы удивляются им, тычут пальцем, галдят, забывая обо всем на свете. В автобусе поднимается нездоровый ажиотаж, и никто уже не слушает интереснейшие рассказы гида, не смотрит и на вековые памятники. А тогда и для нас это было дивом. На таком лимузине – с интимно затемненным, просторным салоном и богатым баром – мы с Максом рассекали по Москве: ездили от ресторана к ресторану, где он проведывал футболистов и вип-болельщиков. Потом был матч на стадионе «Торпедо», а на прощание Макс небрежным жестом вручил нам с водителем более чем щедрые чаевые в американских долларах и по блоку сигарет «Мальборо».
Спустя много лет я передала ему привет через своих туристов из Монако. С этими туристами – еще не старой супружеской парой – получилось смешно. В советское время они ездили со мной на какой-то маршрут, начинавшийся в Москве – потом я, как это часто случается, о них забыла. Прошли годы, и они вновь приехали в Россию – в круиз, начинавшийся в Петербурге. Первым человеком, которого они увидели, выйдя в аэропорту Пулково, была я. Бедняги решили, что во всей огромной стране на все города один французский гид – МаринА. После круиза, который мы с монегасками провели душа в душу, мне позвонил Макс: сказал своим низким сипловатым голосом, что с теплотой вспоминает меня, что все было отлично. Я тоже с большой теплотой вспоминаю господина Поджи.
Моталась я и по привычным маршрутам и все ждала, что меня пошлют на какой-нибудь новый, интересный: автотур Брест – Выборг на иностранном автобусе или на лыжи в Калинин, или на круиз Казань-Ростов… Ведь я росла и уже перескочила в «гиды второй категории». Но почему-то меня не посылали: и на лыжи, и на круизы ездили всегда одни и те же. Вера Н., каждый год отправлявшаяся в речное плавание, объясняла мне:
– Там очень специфическая и непростая работа: она не всякому по плечу.
Но и сейчас, через двадцать восемь лет, пятнадцать из которых я отпахала на кораблях, я не понимаю: что же было в тех круизах такого, с чем я не смогла бы справиться?
Случались и другие странности и несправедливости – одна история, трагическая, запомнилась мне особо. Был у нас испанский гид Толя Круглов, с которым я не была знакома. Ему сделали простую операцию на щитовидке. Все прошло успешно, но ночью швы разошлись – Толя не смог дозваться медсестру и умер от потери крови. Нужно было отрядить кого-то на похороны от нашей группы. Уж не знаю, правда ли никто из наших не дружил с Толей – знаю лишь, что идти никто не захотел, и делегировали меня, хотя – еще раз – я своего несчастного коллегу совсем не знала. А я не нашла в себе сил отказаться. Родители Толи за полгода до этого потеряли старшего из двух сыновей. Дальше рассказывать не буду – слишком тяжело…
Так шло время, и я с гордостью говорила всем, что работаю в Интуристе уже шесть лет. Тогда мне казалось, что это так много! Шесть лет! Целая жизнь!
Продолжение в рассказе “Последняя группа”.
Все рассказы Марины Кедреновской.
