“На холмах Грузии”…Предыдущая история “Вторая группа”.
Пожалуй, самым любимым городом из всех, которые мне посчастливилось посетить в Интуристе, был Тбилиси. Села писать о нем и поняла, что тоже уже не все помню – тем более надо торопиться, пока в голове хоть что-то осталось.
Помню первое впечатление от Тбилиси: город – праздник, город – витамин. «Праздник, который всегда с тобой» – это не о Париже, как наивно полагал Хемингуэй, мало повидавший в своей жизни. Это о Тбилиси. Хотя, наверное, и о Париже тоже… Но о Париже потом.
Когда по телевизору гнали чернуху о нашем вторжении в Осетию, а обезумевший Саакашвили жевал свой галстук, я все время думала: «Боже мой! Что они делают! Такой город! Неужели эта красота утрачена для нас навеки?»
До чего же в мой первый приезд поразила меня эта красота! Это и был мой самый первый маршрут: мне повезло – отправили не в Среднюю Азию, бывшую неизбежным уделом всех начинающих гидов, а на Кавказ. Азия от меня не ушла, а вот в Пятигорск, Орджоникидзе, на Военно-Грузинскую дорогу я с тех пор не возвращалась. Все эти чудесные места слились в радостную и солнечную картину с несколькими четкими фрагментами.
Помню, что группа была от общества дружбы «Франция – СССР» – таких групп тогда было очень много, и часто молодые гиды начинали именно с них. Это были в основном коммунисты, люди простые и симпатичные, но требовательные – гораздо больше, чем «проклятые буржуины». Требования свои, подчас сильно завышенные, они объясняли тем, что они друзья. Я недоумевала: ведь если друзья, то должны же как-то показать свое дружеское расположение, а не только требовать… Но, видно, они считали себя друзьями по определению. Это напоминало мужчин, говоривших: «Я тебя люблю, поэтому ты должна…» «А из чего следует, что ты меня любишь?» – опять-таки недоумевала я в таких случаях. Но речь сейчас не о любящих мужчинах. И не о французских коммунистах, хотя они и бессмертны (недавно в Москве был целый теплоход подписчиков газеты «Юманите» – поработала с ними и как будто тридцать лет скинула).
В то время я еще с удовольствием общалась с туристами, и мне было все равно, какие политические взгляды они исповедуют – лишь бы были французы. Обстановка в группе сложилась веселая, после экскурсий все вместе гуляли, и я особенно сдружилась с руководительницей – ярой коммунисткой Николь. Ей слегка перевалило за тридцать, семьи у нее не было, но был «дружок» (petit ami), с которым ей было хорошо вместе «бороться»(militer). За что боролись, как-то не уточнялось, но разумелось само собой, что бороться надо (процесс борьбы, как я теперь думаю, может быть весьма увлекательным).
Помню в Пятигорске место дуэли Лермонтова, беседку «Эолова арфа», неописуемой красоты горы – не уверена, впрочем, что их было пять. Посещали мы и конный завод, где я скакала на лошади.
В Орджоникидзе оказалось меньше интересного – только легендарный Терек, «рывшийся» не во мгле, а на ярком солнце, да красно-белая мечеть, стоявшая рядом с интуристовской гостиницей – типичной коробкой 70-х.
Зато Военно-Грузинская дорога поразила меня в самое сердце: Столовая гора – и правда точно стол, накрытый белой скатертью, изгибы, резкие повороты, обрывы и ущелья – все это впечатлило гораздо больше, чем увиденная позже дорога Тбилиси – Ереван – по ней-то я потом ездила неоднократно. И все же, когда по этой красивейшей дороге я прибыла в Тбилиси, даже после ее великолепия, город потряс меня. Во время экскурсии по городу я, как завороженная, смотрела из автобуса на Куру, неширокую, но бурную, на разбросанные по обоим берегам темные церкви с конусами куполов, на увитые виноградом балкончики домов вдоль узких, мощеных булыжником, поднимающихся в гору улиц, на Оперный театр, церковь святого Георгия и другие роскошные здания на торжественном проспекте Шота Руставели… Смотрела и думала об одном: скорее бы закончилась экскурсия, и… Пройти все это пешком, самой, одной, слиться с этим городом, ощутить каждой клеточкой его красоту, тепло, обаяние, стоять перед каждым домом, наслаждаться каждым видом столько, сколько захочется…
После обеда, несмотря на завязавшуюся дружбу, я отправила туристов одних с местным гидом. Их жизнь меня не волновала: так хотелось скорее оказаться на улице, начать свое, личное, знакомство с городом…
Больше, увы, сказать нечего. Я отчасти осуществила свою мечту – прошла весь город пешком. Но не увидела ничего, кроме тротуара и идущих по нему ног: стоило поднять голову, как взгляд тут же ловил какой-нибудь местный ловелас (простите за игру слов), и начинались мучительные приставания, отделаться от которых не было никакой возможности. По-хорошему они не понимали – наоборот, усиливали натиск. По- плохому – начинали угрожать, но все равно шли рядом, а если, наконец, отставали, то лишь для того, чтобы передать по эстафете следующему… Словом, первая попытка открыть для себя Тбилиси закончилась полным провалом.
И все же тот, самый первый, маршрут был чудесным! Прелести добавляло и общение с Ирой Ник, моей наставницей, с которой я дружу до сих пор. Каждому молодому гиду полагался наставник из числа старших коллег, и в первое деловое путешествие меня отправили вместе с Ирой – было две спаренных группы. Во всех городах мы жили в одном номере, по вечерам читали вслух методичку с путевой информацией, а потом болтали до утра, и Ира рассказывала мне всякие истории из жизни Интуриста. В итоге мы совсем не высыпались, но горный воздух все исправлял, а легкий дурман недосыпа тоже нес в себе определенную прелесть.
Как-то, когда мы с Ирой гуляли по парку на высокой горе в Тбилиси, она сказала: «Я уже не испытываю той эйфории, которую испытываешь ты. К тому же немного грустно наслаждаться красотой в одиночестве – хочется разделить радость с мужем и сыном». Тогда эти чувства были мне непонятны…
С тех пор я бывала в Тбилиси много раз. И лишь однажды подумала: «Вот, наконец, сегодня я сполна наслажусь этим дивным городом!» Было холодно, шел противный мелкий дождь, и пейзажи без солнца выглядели несколько тускло, зато на улицах не было ни души, и никто не мешал ими любоваться. Однако и тут не повезло: в подземном переходе ко мне пристал эксгибиционист. Видимо, он тоже решил воспользоваться плохой погодой.
Люди, которых тогда еще не называли «лицами кавказской национальности», уже давно допекали в Москве. Но когда в разговорах со знакомыми я выражала недовольство, мне, как правило, отвечали: «Ты судишь о них по тем худшим представителям, которые приезжают на московские рынки. Вот если бы ты поехала в Грузию!» Я поехала в Грузию, а точнее в Абхазию, которая тогда входила в состав Грузии. Если ситуация и изменилась, то лишь в худшую сторону. Помню, как мы с подругой лежали на пляже в Сухуми, а на нас сыпались откуда-то мелкие камешки. Не сумев определить источник, мы попросту ушли с пляжа, купили мороженое и сели на скамейку на набережной. Тут же рядом с нами уселся видный мужчина.
– Ты такая крыса! – сказал он мне. – Я в тебя полчаса камнями кидал, а ты даже головы не подняла!
После нескольких поездок на кавказское побережье я чувствовала себя в праве не прислушиваться к сентенциям московских знакомых. «Подожди, – говорили они теперь. – На море тоже худшие представители. Вот когда ты поедешь в Тбилиси!»
О своем тбилисском опыте я уже поведала. «Но и там пристают представители низших классов», – продолжали твердить московские друзья. – А вот если бы ты познакомилась с представителями интеллигенции!» Я познакомилась. В моем первом и последнем интуристовском зарубежном круизе была группа деятелей культуры и науки из Тбилиси. «Ну, наконец-то! – радовалась я, с удовольствием общаясь с более чем корректным профессором математики Тбилисского университета. Глубокий ум, прекрасный язык, широкие взгляды! Через несколько дней приятного общения профессор пригласил меня на вечеринку, которую устраивали его друзья.
– С удовольствием, – очень вежливо ответила я. – Но, к сожалению, мы уже договорились провести этот вечер вместе с коллегами.
На другой день профессор, встретив меня в коридоре корабля, гордо отвернулся. Больше он со мной не заговаривал и даже не здоровался. Но он действительно не приставал – и на том спасибо!
И лишь недавно, заехав еще дальше – в Баден-Баден – я разговорилась с истинно воспитанным и совсем не гордым, относительно молодым человеком. Я плавала в термах Каракаллы, и он, плавая рядом, завел беседу. Рассказал, что уже давно живет в Страсбурге, но застал советские времена в Тбилиси. И очень тоскует о них по собственным воспоминаниям и по рассказам мамы. «Как жаль, что нас с вами разъединили», – печально сказал он. Еще сказал, что после бассейна пойдет с друзьями в грузинский ресторан. Меня не приглашал. Но вот ведь… вместо того, чтобы порадоваться, я с грустью констатировала, что уже не столь привлекательна… Впрочем, лучше думать, что я просто стала более степенной – ведь выделил же он меня из прочих русских, которыми тогда еще кишел Баден-Баден (в последние пару лет их и там поубавилось). Чего человеку ни дай – он всё недоволен…
Очень печально, что мне не довелось пообщаться с теми прекрасными истинными представителями грузинской интеллигенции, с которыми я виделась лишь мельком или которых знаю понаслышке. Увы, многих из них уже нет с нами… Вообще я очень люблю все, что связано с Грузией. И тогда не нравились исключительно уличные приставалы, которым посвящу еще несколько абзацев. Почему-то они никак не реагировали на местных девушек, группками фланирующих по Руставели, в неизменных черных платьях и с явной целью привлечь внимание. Зато на русских – красивых и уродливых, тонких и толстых, молодых и старых, нарядных и плохо одетых – бросались, как голодные на еду.
Помню, как один такой преследовал меня в течение всего долгого похода за обувью. В Тбилиси, как и в Ереване, было тогда множество маленьких частных магазинчиков и мастерских, где продавали модную обувь и одежду, и гиды вечно везли оттуда горы тряпья. К тому времени я уже хорошо освоилась с городом и привычками его обитателей и поняла, что лучший способ отделаться от приставаний – идти своей дорогой и невозмутимо молчать. Как правило, это действовало, но тут, видно, не на того напала. Он терпеливо шел чуть позади и так же невозмутимо что-то говорил, причем на хорошем русском. Заходил со мной во все магазинчики и ждал столько, сколько я там оставалась. Я не раздражалась: у меня была цель – тогда вошли в моду яркие кеды с цветочками – и я решила, что буду сносить все, пока не найду нужный товар. Когда же, наконец, пройдя весь Руставели от гостиницы «Иверия» до другого конца, я увидела то, что хотела, и достала деньги, оказалось, что покупка уже оплачена моим преследователем.
Игнорируя бурные отказы продавца взять деньги еще раз, я сунула ему двадцать пять рублей и продолжила путь. И тут мой верный паж впервые, зато весьма недвусмысленно выразил гнев: я оскорбила его, выставив на посмешище перед продавцом, а оскорблений он не прощает. На счастье, именно в этот, довольно опасный, момент, навстречу нам попались его друзья, молодые мужчины и женщины весьма интеллигентного вида. Он остановился с ними, а я, ускорив шаг, пошла дальше, благодаря судьбу за столь чудесное избавление. Свернула в какую-то улицу, вздохнула с облегчением, и вдруг… увидела, что мой рыцарь бежит за мной, красный, запыхавшийся и еще более разъяренный. Улица, как на грех, попалась пустынная, а угрозы рыцаря были страшны – тут уж и мне сделалось не по себе. Он говорил, что в «Иверии» у него все схвачено, что теперь мне несдобровать, что ноги переломают точно, а может, придется проститься и с жизнью, потому что я оскорбила его дважды. Из потока нецензурной брани, так неожиданно сменившей культурную речь, я не сразу поняла, в чем заключалось второе оскорбление. Потом все-таки выяснилось, что встреченные друзья подумали, что я его жена, и я должна была тоже остановиться – хотя бы для того, чтобы укрепить их в этой уверенности. А я дала понять, что иду не с ним, и теперь он опозорен навеки. Смыть же позор можно только кровью.
Надо ли говорить, что я пережила ужасную ночь – как на грех, была в номере одна, и вообще никаких коллег не было в тот момент в гостинице – но ничего не случилось. На другой день я отправилась дальше по маршруту. А потом, приехав в Тбилиси осенью, под мелким дождем оказалась на «вернисаже» – позже подобный появится у нас в Измайлово, а тогда выставки произведений искусства под открытым небом были мне в новинку. Привела меня туда местный гид Н. – меня и французского журналиста, которого я сопровождала по всей Грузии. Каково же было мое удивление, когда я увидела на выставке несостоявшегося обувного (обутого?) мужа, мирно торговавшего своими картинами! И, между прочим, совсем не плохими… Мы вежливо раскланялись.
Конечно, встречала я в Тбилиси множество прекрасных людей! Прежде всего, гидов. Помню Т., постоянно мучившегося похмельем, но очень знающего и интересного. Еще одну девушку, эмоционально рассказывавшую о каком-то неординарном событии, после которого вдруг «стал вонючий вода». Уже упомянутую Н., толстую, усатую и грубоватую, но радушную и гостеприимную. Она запрещала туристам класть вещи на полки над сидениями в автобусе, потому что как-то ей на голову упала полная стеклянная бутылка, и у нее было сотрясение мозга.
Однажды я оказалась в Тбилиси в день святого Георгия – люди несли в храм маленьких ягнят, и Н. объяснила туристам, что в отличие от русской православной церкви, в грузинской приносят в жертву животных. Через пять минут мы увидели памятник Пиросмани, изображающий знаменитого художника с ягненком на руках. «Вот видите, – сказала Н., – он держит ягненка. Это означает, что он был очень добрый, любил всякое зверье».
Еще помню знакомую Н. Манану – красивую и изысканную хозяйку салона- пекарни; она принимала нас с журналистом. Мы присутствовали при выпечке хлеба: плоскими белыми лепешками были облеплены внутренние стенки огромного чугунного котла, стоявшего в середине элегантно убранного полуподвального помещения. Потом там же ели хлеб – прямо из печи – и пили кофе по-восточному.
Были и люди менее симпатичные. Продавец, почти насильно всучивший мне некачественную кофту. Хулиган, с которым я поздним вечером по-настоящему подралась у гостиницы «Иверия», защищая беременную коллегу В. А возвращались мы с ней так поздно из ночного винного магазина, куда ходили регулярно, чтобы привезти в Москву «Баракони», «Киндзмараули», «Хванчкару» и другие божественные напитки. В России тогда не было ни ночных магазинов, ни таких напитков.
Как-то я протащила по маршруту Кавказ – Средняя Азия целую сумку вин. Вернувшись в Москву поздно ночью, заночевала в гостинице, на другой день провела экскурсию и стала прощаться с туристами до завтра. Вытащила сумку из автобуса, поставила на землю, автобус стал разворачиваться и, пока я упоенно махала туристам, раздавил ее тяжелым колесом. А было в ней не только много бутылок вина, но и много тюбиков дефицитной зубной пасты «Коллинз», купленной в Средней Азии. Вещи и осколки бутылок оказались разбросаны по земле в смеси красного вина и белой пасты. Почти как в статье про извозчика, сбившего молочницу с бидонами. Статья называлась «Кровь с молоком». А большую часть вещей пришлось выбросить.
Очень любила я в Грузии ездить в Мцхету и туда, «где сливаяся шумят…», то есть в Джвари; ходить на фольклорные концерты в церкви, смотреть плавные танцы девушек в белых одеждах, плывущих, точно белы лебеди, и темпераментные – джигитов в черных черкесках и мягких кожаных сапогах, одним словом – лезгинку. Любила слушать полифоническое пение и возвращаться с концертов по вечернему городу (конечно же, на автобусе), а утром смотреть с верхних этажей «Иверии» на горы и непривычное тогдашнему москвичу обилие машин.
Любила и музей Пиросмани с бесчисленными возлияниями, урожаями и толстыми актрисами Маргаритами. В Тбилиси туристы ездили реже, чем в Среднюю Азию, потому и гидовские компании там сколачивались не каждый раз, и вместо пьянства можно было предаваться тихим культурным удовольствиям. А если пьянство и случалось, то спалось потом хорошо, и утром просыпались, как огурцы – вот что значит горный воздух, которому не страшна даже загазованность от автомобилей!
Еще можно было предаваться радостям гастрономическим– поедать хачапури или лаваш с сулугуни и кинзой, пить мацони, кофе и «воды Лагидзе», особенно с тархуном. Туристам смешно было слово «лаваш»: по-французски «la vache» – «корова». Обожала я ужины в ресторане «Мухрантубани», напоминавшем аристократический дом конца девятнадцатого века – с картинами, пианино, большим граммофоном. Сидели всегда за длинным столом, ломившимся от яств; время от времени заходили в зал музыканты в старинных бедных одеждах, как будто бродячие – шли по улице, заглянули в богатый дом, где идет семейный праздник. Пели «Сулико», другие красивые песни и уходили. Позже вспоминала старый Тбилиси, когда читала биографию родившейся там Ольги Чеховой, жены актера Михаила Чехова и впоследствии любимой актрисы Гитлера.
А грузинскую кухню любила всегда и везде. В Москве бывали у нас с туристами прощальные ужины в ресторане «Арагви», но часто мы с коллегами просто ходили туда обедать – когда туристов не было, и мы сидели в конторе. Особенно, когда из «Метрополя» переехали на Петровку, потом в Столешников. У старших коллег эти походы вызывали неудовольствие: надо, как все, есть в столовой, в крайнем случае, в соседнем «Будапеште» – комплексные обеды за рубль. А нам, молодым, все было нипочем: деньги водились, детей еще не завели – и мы шли в «Арагви». Я неизменно заказывала кусок хачапури и зеленое лобио, а вместо десерта пила кофе по-восточному с сигаретой. А после обеда заруливали в «Российские вина» и покупали «Мукузани» или «Саперави».
Когда в Москве появились первые кооперативные рестораны, было среди них много грузинских – помню, как отмечали день рождения подружки где-то на Белорусской. Ели не только традиционные закуски со смесью чеснока и грецких орехов, но и какие-то необыкновенные свиные ребрышки. Потом я полюбила «Пиросмани» напротив Новодевичьего монастыря – он напоминал мне «Мухрантубани», и подавали там волшебный глиняный кувшинчик с вином – вино из него никогда не убывало. Так, по крайней мере, казалось. Еда тогда была за рубли, а вино за доллары – дело было на закате Союза. Потом туда стали водить туристов, и ресторан как-то быстро испортился: персонал обнаглел, да и кухня оставляет желать лучшего. Когда работала на круизах – а они обычно осенью заканчивались в Питере – всегда отмечали конец навигации в «Кавказ-баре» на Караванной – изобильно, вкусно и весело.
В Москве теперь водят в «Генацвале» на Остоженке – этот вроде пока держит марку. А вообще всевозможных заведений развелось хоть пруд пруди, грузинскую «подвинули» разные прочие кухни, да и желудки уже не те – и пропало ощущение праздника. Почему-то когда ресторанов было мало, жизнь была веселее.
Заканчивая, хочу сказать, что самое яркое впечатление оставила все-таки поездка по Грузии на машине вдвоем с журналистом. Был конец ноября, мы проехали от Батуми до Тбилиси. В Батуми ходили в дельфинарий – тогда еще их не было в Москве, а я еще не бывала за границей; попали под настоящий тропический ливень – таких я больше не видала никогда и нигде; и я узнала, что аджарцы – это те же грузины, только мусульмане. Потом были на родине Сталина, в Гори, посещали его музей: там работали такие же фанатики, как и в музее Ленина в Москве, в Горках Ленинских и, говорят, даже в квартире Ленина на улице Мари-Роз в Париже. Заезжали в Цхалтубо – типичный курорт сталинских времен в окружении красивой природы. Проездом были в Кутаиси, оставившем впечатление сутолоки, зато поднимались к изумительному, хрустальному, воздушному храму Гелати – картинка и сейчас перед глазами. Этот исполненный величия и вместе с тем какой-то эфемерный храм, одиноко стоящий на горе, хорошо описал Астафьев в «Ловле пескарей в Грузии». Но больше всего запомнились виды низких гор, дорога, по которой мы углублялись в них, покинув морской берег в районе Сухуми. Все в коричневой гамме – горы, сухая земля, пожухлая трава, церкви. Прозрачный воздух и, как будто сквозь тончайшее чистейшее стекло – деревья с голыми ветками. Они словно выписаны очень тонкой кистью, и на них, абсолютно голых, без единого листика, темно-бурых, висят большие, круглые, рыже-красные плоды хурмы… Вернувшись в Москву, я даже пыталась написать этот пейзаж маслом на грунтованном картоне – не удалось, как и многое другое в жизни … Но многое–то удалось!
К удачам могу отнести и другие незабываемые маршруты. После Кавказа меня отправили в Сибирь…
Продолжение в рассказе “И ещё раз про любовь”.
Все рассказы Марины Кедреновской
Марина уже писала, что в Тбилиси всегда можно было купить что-то из одежды и обуви, чего не было и в помине в Москве. Местные “цеховики” быстро ориентировались в плане моды, сдували все из иностранных каталогов, и с первого взгляда , вещь выглядела вполне как фирменная. Но выглядела и носилась очень недолго. Было такое понятие – самострок. Но на фоне общего дефицита и этому были рады. Причем , сами , уважающие себя грузины , эти вещи не носили, а разными путями доставали вещи из “Березки”. А на нас, падких на их подделки, смотрели , бывало, с легким презрением. Однажды коллеги, зная, что я еду в Тбилиси , попросили привезти платья. Кто-то уже щеголял в тбилисском трикотажном платье с тремя цветными вставками , под поясок. Стоило оно 13 рублей и , хотя и было сшито из трикотажа, используемого для пошива дамских панталон, оказалось вещью желаемой. Заказ был большой, штук 10, ну просто – опт! В свободное от туристов время я отправилась по указанному адресу, недалеко от фуникулера . Малюсенький магазинчик, весь завален аналогичным по качеству товаром, и вот они: вожделенные триколорные платья всех возможных оттенков! Продавщица, она же кассирша – огромная средних лет женщина- гордо восседает за кассой. Нехотя слезает со своего трона, долго и медленно достаёт платья. Начинаю тщательно рассматривать каждое: то там , то тут кривая строчка, где-то рукав спускается на пару сантиметров ниже, а где-то и поясок прихвачен не к лицу, а к изнанке, а то и вовсе – дыра, ну и цвета просто несовместимые. Но я же перфекционистка, прошу показать мне следующее и следующее. Когда запасы более или менее приемлемых платьев закончились, терпение дамы тоже закончилось: “Слюшай, ти хочещь, чтоби за 13 рублей хороший был, ааа? ” . И это – тоже Тбилиси!:)
Читаю и думаю: как же мне повезло! С моей универсальной для южных регионов внешностью, меня везде принимали за свою, поэтому я могла без какого-либо напряжения наслаждаться красотами и атмосферой. Проблема была в другом : обращались ко мне на соответствующих языках, поэтому до сих пор знаю наизусть, как будет “Я – не грузинка и по-грузински не говорю,”,”Я – не армянка” (этому меня ещё мама научила, которую чаще всего принимали за армянку) . Тбилиси для меня, уже посмотревшей часть мира, остаётся одним из красивейших городов со своей неповторимой атмосферой, неспешностью, красивыми людьми. Увлекалась тоже грузинским кино, ходила на все концерты Орэры и Иверии, и даже начала учить грузинский по самоучителю. Правда, там оказалось чуть ли не 15 падежей, ну и артикуляционный аппарат всё-же должен быть от рождения правильный. Повторюсь, что в отделе соцстран на маршруты мы ездили не часто, поэтому впечатления не успевали “замыливаться”. Однажды я была в Тбилиси с журналистами из Восточного Берлина. Пошли вечером прогуляться по городу.В этот день проходил футбольный матч: “Динамо” (Тбилиси) с кем-то, не помню. В одно мгновение город словно вымер: ни людей, ни машин, Во всех магазинах и лавочках мужчины и женщины, забыв о покупателях, сидели у телевизоров с малюсенькими экранами. Нас предупредили, что лучше находиться в гостинице, потому что будут стрелять! Причём, независимо от исхода матча: если выиграют – от радости, если проиграют – от горя. В отличие от туристов из капстран, соцстраны селили не в “Иверии”, а в удалённой от центра “Аджарии”. Но на Проспекте Руставели ни одной машины, ни одного автобуса! Стоим на автобусной остановке, ждём долго. Подъезжает, наконец, рейсовый автобус. Я спрашиваю водителя, идёт ли он до гостиницы “Аджария”. Он видит иностранцев и говорит:” Захади!” . Садимся, автобус срывается с места, захлопнув двери перед носом других ожидающих, и, минуя положенные ему остановки, сопровождаемый потрясением кулаками стоящих на них людей, подвозит нас к парадному подъезду гостиницы: “Выхади!” . Немцы мои в растерянности: сколько стоит такой рейс… Ну как им было объяснить, что они – в Грузии!….
Обязательно, обязательно побывайте! В группе гидов есть фото современного Тбилиси и рассказы о нем сегодняшнем. А про вино – сравнение более чем удачное! Тоже ценю эльзасские вина – не дай Бог разбить или разлить!
Грузия изумительная! Мне бы очень хотелось пожить вот так, в семье, поучаствовать во всяких семейных праздниках. Очень люблю грузинские фильмы. А точно, вода с шоколадно-сливочным вкусом была самая лучшая!!! Как я ее могла забыть?! Спасибо, Людмила, что напомнила)
Марина, спасибо за рассказ! Мы в Тбилиси пока ещё не были, но читая Ваши воспоминания ярко представила жизнь города!
Марина, история с потерянным вином меня тронула до глубины души. Это же сродни тому, если купить вино в одном из великолепных винных погребов Эльзаса, таскать его с собой всю поездку, каждый раз укладывая божественный нектар в тесном багажнике автомобиля, потом протащить через границу, нарушив все допустимые нормы провоза алкоголя и разбить, немного не довезя до дома! Марина, я бы неделю валялась больная!
Спасибо, Марина. Как обычно, очень интересно. Я в Грузии была только в раннем детстве, жили в доме друга моего деда, который работал в больнице. Помню, как гоняла на велике с внуком хозяина Мишуко и с его друзьями вниз по склону каменистой улицы. Помню,как каталась на фуникулере и пила Лагидзе на проспекте Руставели. Мне больше всего нравилась шоколадно-сливочная вода. Еще ездили в горную деревню Лагодехи, где было большое семейное торжество. И домой привезли много сувениров, многие из которых сохранились до сих пор.
Меня тоже напрягали эти приставания. Однажды я применила интересную тактику. Я согласилась пойти в кафе с преследователем. Поедая мороженое, я начала разговор по душам. Спросила про его семью. Он охотно рассказал про жену и детей, что они сейчас на отдыхе. Я спрашивала детали- красивая ли жена, хороши ли дети. Он детально описывал, отвечая на вопросы. И вдруг лицо его изменилось, он вскочил и убежал. Подозреваю, что заело чувство вины.
Интересно и верно написано, ходить по Тбилиси одной было нельзя из-за приставаний, могу усугубить рассказ тем, что мою туристку изнасиловали в Тбилиси – одна пошла гулять.
Последствия были ужасны для меня, я переводила 2 суток без перерыва, местный гид, очень хорошая грузинка, сказала:”Лучше бы нас изнасиловали, мы бы не стали такое вытворять”, вообще изнасилование было очень странное – насильнику было 53 года, директор птицефабрики. Все странно, но произойти такое могло только в Тбилиси.
Руководитель группы написал на меня жалобу за то, что я не сочувствовала жертве… В общем, всегда виноват гид.