Вторая группа. Предыдущая история – “Первая группа”.
Нет-нет, не бойтесь – я вовсе не собираюсь описывать по порядку все группы, с которыми мне довелось поработать за тридцать с лишним лет!
…Как-то я ехала в подмосковной электричке от Казанского вокзала до станции «Отдых» и целый час была свидетелем увлекательной игры, за которой коротали путь мои соседи – семья из трех человек: папа, мама и сын лет одиннадцати. Играли «в города»: каждый участник должен был произнести название города, начинающееся на букву, которой оканчивалось предыдущее. Сын не придумал ни одного – все города называла за него мама, но и такой формат оказался утомительным для ребенка.
– А давайте просто начислять города! – предложил он.
Стали «начислять»: Москва, Петербург, Казань, Нижний Новгород… Однако и это оказалось не по силам: города скоро иссякли, и последние полчаса играли так: «Платформа 42-й километр, платформа 47-й километр», и так далее.
Так вот – «начислять» группы я не буду. Расскажу про вторую, так как она должна была стать первой. А потом, может быть, коснусь еще нескольких, когда до этого дойдет дело.
Именно ко второй группе меня готовили долго и тщательно. Незатейливые, небогатые служащие, скорее молодые, чем старые – мы с ними все время смеялись, шутили; в музее Рублева, который тогда часто входил в программу, дружно и радостно опознавали святого Николая по крестам на вороте. Экскурсиями моими туристы остались довольны, и я даже возгордилась – как убоги были эти экскурсии, я поняла лишь спустя много лет.
Туристов было человек восемьдесят – на два автобуса и я работала в паре со старшей коллегой. Таков был замысел начальства: чтобы более опытный товарищ всегда находился рядом – для контроля и подстраховки. Моя напарница была не только старшим и более опытным товарищем, но и фактически моей второй начальницей, так как часто замещала первую, и, к тому же, солидным партийным боссом. (Сразу оговорюсь: поскольку я пишу, как-никак, литературное произведение, то и многие персонажи здесь – абсолютно вымышленные, в крайнем случае, собирательные – в том числе и этот.) Назвать ее мне почему-то хочется Леди М. Небольшого роста, но крупная и внушительная, она гордо несла на могучих плечах маленькую, коротко подстриженную голову. Впрочем, о голове не буду, так как это и мой кошмар.
…Однажды на работе я шла по длинному коридору в уже упомянутой афганской дубленке с пышным воротником и тонком платке, плотно прижимавшем волосы. В другом конце коридора замаячила моя коллега Рита А.
– Марина! – закричала она на весь Интурист. – Какая у тебя маленькая голова!
Не так давно я встретила ее у Царя-Пушки, и она опять закричала – теперь уже на весь Кремль:
– Ну надо же! Оказывается, ты еще существуешь!
Вторую фразу я приняла спокойно, а вот после первой, про голову, потеряла покой навеки. Уже много лет делаю химию или вышедшие из моды начесы и все равно комплексую. Лишь в последнее время проблема стала не такой острой: видимо, я начала терять интерес к своей внешности.
Возвращаясь к Леди М., скажу, что у нее было очень красивое лицо, с мелкими тонкими чертами. Но эта неземная красота не избавляла меня от страха перед ней – да и не одну меня: Леди М. была грозой всего отдела. Как-то, пробираясь между столами в тесной комнате, она крутым бедром своротила на пол кипу бумаг. Прекрасное лицо побелело от злости, кулаки сжались, и она проскрежетала сквозь зубы:
– Черт возьми! Как жаль, что это я сама… Был бы кто-нибудь другой – убила бы!
Работая со своей второй группой, я испытывала ужас всякий раз, когда рядом оказывалась Леди М. – но и тут, как в случае с шестым этажом, благосклонная судьба пришла мне на помощь. Ожидая туристов, самостоятельно гулявших по центру города, мы сидели в «ЛАЗе» вчетвером: Леди М., я и два водителя. Как выглядел водитель Леди М., я не помню – мой же был щупленьким прокуренным мужичком с черными зубами. Говорили о том – о сем: в основном, Леди М. назидала, точно вела политинформацию. Когда пришло время возвращения туристов, она тяжело поднялась и степенно зашагала к своему автобусу. И тут мой водитель, с вожделением грызя грязные ногти своими гнилушками, причмокнул ей вслед:
– Эх… интересная крошка!
Повторилась ситуация с товарищем Честнейшим и малярами – мрак рассеялся. К тому же при ближайшем рассмотрении Леди М. оказалась весьма умной женщиной, а в процессе обслуживания группы выяснилось, что она – классный гид: работала четко, организованно, без косяков и провалов памяти. Я многому у нее научилась, за что теперь премного ей благодарна. А подобные «прозрения» в дальнейшем случались со мной не раз: одной такой же мощной «грозы округи» я перестала бояться, узнав, что ее поколачивает муж – плюгавый, ничем не примечательный человечек. Потом этот самый муж еще и строил мне куры…
Прошли годы… В 95-м я пришла увольняться из Интуриста, захватив с собой шестилетнего сына. Отдел к тому времени сильно уменьшился, переехал в другое место, а Леди М. стала его основной и единственной начальницей. Пока я оформляла документы, она занимала моего ребенка карандашами, степлерами и дыроколами, а потом сказала мне:
– Марина, я никак не могу найти себя в новой жизни. Не представляю, как буду подчиняться самоуверенным молоденьким мальчикам, у которых одни деньги на уме. Если у тебя будет любая достойная работа, пожалуйста, имей меня в виду. Подчеркиваю, любая – вплоть до няни. Мне так понравился твой сын – развитой, любознательный, и я с удовольствием сидела бы с твоими детьми – это лучше, чем быть на побегушках у всяких парвеню.
Вот это номер! Гроза моей молодости будет ходить у меня в прислугах… Такого поворота событий моя деликатная душа принять не могла, а никакой другой помощи я не могла предложить Леди М.
К счастью, жизнь состоит не из одних падений – порой в ней случаются и взлеты. Прошло еще несколько лет, я уже плавала на круизном корабле… Как-то наш теплоход стоял вторым бортом; чтобы выйти на берег, я проходила через другой корабль и вдруг услышала до боли знакомый голос, оравший в матюгальник:
– Выходит группа номер три! Я сказала: группа номер три! Всем остальным группам стоять на месте!
В памяти всплыли слова любимого актера из культового фильма: «Граждане бандиты, просьба выходить по одному! А теперь Горбатый! Я сказал: Горбатый!»
Вскоре я увидела и саму Леди М.: она прекрасно выглядела и, смеясь, объяснила:
– С туристами по-другому нельзя. Иначе они будут переть напролом, как стадо баранов.
Я не могла с ней не согласиться, тем более что на нашем либеральном корабле именно это и происходило с завидной регулярностью. Мы душевно обнялись – примерно так же прошла моя встреча с устрашавшей меня все детство химичкой через тридцать лет после окончания школы.
– Марина, очень рада тебя видеть, – сказала Леди М.
Я тоже была ей страшно рада: теперь я радуюсь всем без исключения людям из прошлого – тем, кого любила, и тем, кто был для меня страшнее смерти. Вдобавок мой подросший сын-философ разъяснил мне, что добрых и злых на свете не бывает.
Странный получился рассказ – не столько про вторую группу, сколько про вторую начальницу. А группа что! Все прошло хорошо, туристы, как я уже сказала, остались довольны. Тогда же я получила и первые подарки: колготки, косметику и, кажется, свои вторые в жизни французские духи – первые, «Клима» в синей коробочке за 25 рублей, подарила мне мама, когда я еще училась в университете, а их вдруг «выбросили» на московские прилавки. Судьба тех духов сложилась печально: знакомая отлила у меня полфлакона, когда я как-то оставила ее одну в своей квартире. Не хочу брать грех на душу – может, не отлила, а случайно пролила, пытаясь тайно надушиться. Во всяком случае, потом она уверяла, что не знает, куда делись духи и почему в квартире ими так несносно пахнет.
Зато в Интуристе духов у меня было – хоть залейся. Они были и самым распространенным французским подарком, и твердой валютой; принимались без особых опасений и так же легко отдавались – терапевту, когда нужно было получить больничный; дантисту, чтобы сделал обезболивающий укол, или железнодорожной кассирше, в надежде, что вдруг найдутся «давно проданные» билеты. С каким же умилением слушала я Леди М., говорившую в своем обычном назидательном тоне: «У меня нет и никогда не было французских духов. Чтобы их покупать, надо иметь мужа-грузина».
Конечно, в отделе косметика и парфюмерия не афишировались. В каждой группе была амбарная книга, куда сотрудники обязаны были записывать вопросы туристов и свои ответы на них, а также полученные подарки. Вопросы и ответы придумывались на раз, чему свидетельство – отчеты на шестом этаже, а подарок всегда был один – книга о Франции. Важно было только не перепутать страну, если вдруг случалось работать не с французами, а, скажем, с бельгийцами или швейцарцами. Кстати, отчасти записи про книги были правдой – на полках моей домашней библиотеки до сих пор пылится множество иллюстрированных фолиантов о Франции, Бельгии, Швейцарии и Канаде.
На этом, пожалуй, главу можно бы и закончить. Но – jamais deux sans trois, как говорят французы, что на русский язык переводится как «Бог троицу любит».
После второй случилась у меня и третья группа, которой я должна была только провести экскурсию по городу. На дворе уже стояло тепло, и я была одета в цветастое платье с оборками, перешитое бабушкой из двух блузок, купленных по случаю в магазине «Польская мода». На ногах – все те же «габоровские» туфли. Я провела экскурсию на одном дыхании, сорвала аплодисменты и получила в награду упаковку жвачки.
Жвачка еще в детстве перестала быть для меня диковинкой: я училась в элитарной школе, и многие мои одноклассники живали с родителями за границей или их родители частенько туда наведывались. Поэтому на переменах, а то и на уроках, мы регулярно рассматривали пеналы-несессеры, стереоскопические открытки и ручки, в которых космонавт плавал в какой-то жиже, аки в открытом космосе. Среди иностранных штучек попадалась и жвачка – иногда даже доводилось ее попробовать.
К тому же школа располагалась рядом с гостиницей «Дружба», где нередко останавливались иностранцы, и моя одноклассница Инна К. то и дело подбивала меня пойти туда после занятий и поклянчить жвачку. Я гордо отказывалась.
Мои родители лишь иногда ездили за рубеж в туристические поездки, но денег у туристов было мало, и мне привозили только открытки – не объемные, а самые простые (например, набор «Ленинские места в Швейцарии» – ох, и умели же жить наши аскетичные вожди!), да этикетки от плавленых сырков, к которым я с самого нежного возраста питала непреодолимую страсть. К сыркам, а не к этикеткам – но сырки родители съедали сами, видимо, боясь, что не пропустят на таможне, а у меня собралась уникальная коллекция красивых треугольных бумажек с коровками. Но однажды и на мою улицу пришел праздник: мамина подруга, работавшая в Александрии, прислала целую панамку, полную разноцветных упаковок – в них была жвачка всех возможных цветов и вкусов, из некоторых видов можно было даже надувать пузыри. Помню, что за этой панамкой мы с мамой ездили на станцию метро «Сокол», показавшуюся мне тогда краем света. В школе я угостила друзей, но Инне К. этого было мало. Она просила дать ей еще, а я не хотела давать. Тогда Инна двинула вперед тяжелую артиллерию:
– Мариночка, мне очень надо! – со слезами умоляла она. – Мне папе в больницу надо!
В конце концов Мариночка расчувствовалась и уступила…
Отработав с третьей группой, я, видимо, пошла в отдел писать отчет. Помню, как, радуясь успеху (с туристами, а не с отчетом), спускалась по черной лестнице «Метрополя», а навстречу мне поднимался матерый «гид в законе» Саша О. Я гордо угостила его жвачкой.
– О-о-о! Неужто француз расщедрился?! Медведь в лесу сдох, – прокомментировал Саша.
Что ж, о щедрости французов у меня еще будет возможность рассказать, а пока мне нечего добавить к воспоминаниям о первых московских группах. Впереди ждал долгий и далекий маршрут…
Продолжение в рассказе “На холмах Грузии…”
Все статьи Марины Кедреновской.
Лена, как сказал Блок Ахматовой, “мы не тенора”.
Лена, рада, что принесла пользу обществу. Не ревную.
Марин! Извини, не ревнуй, но мне тоже хочется поделиться жвачкой, то есть неизгладимыми трагическими воспоминаниями о ней! Рассказ зрел давно, да вот видишь, опять ты выступила мощным катализатором, так что я его записываю исключительно благодаря тебе!
Женька, дочь, усомнилась в моих воспоминаниях только один раз, когда я сказала, что было время, когда у нас не было ни жвачки ни цветных телевизоров (помните репортажи по фигурному катанию – “в костюмах зелёного цвета выступают спортсмены”?) :”Ну мам, вот этого уж точно быть не могло!”
Так вот, о жвачке. С малых лет знала я её не понаслышке. Мои родители, инженеры-геологи, часто работали за границей, именно работали, а не прохлаждались как какие-нибудь чинуши из, скажем, Комитета Защиты Мира. Помню, отец рассказывал:”Буришь в пустыне (в Афганистане, ещё при тамошнем короле), от жары губы распухли, аж на глаза лезут, и вот наконец едет местный на осле или там на верблюде, по бокам курдюки с водой привязаны, развязываешь курдюк, отталкиваешь распухшими губами сухие овечьи катышки, что сверху болтаются, и пьёшь, пьёшь, пьёшь эту тёплую воду…
В Индокитае были свои напасти, скажем, личинки глистов, реагирующие только на температуру человеческого тела, вот присаживается человек в кустики по нужде, они в него и запрыгивают…
На Кубе отнюдь не на пляже работали – в горной котловине Сантьяго-де -Куба из-за зноя и влажности могли выжить только негры. А ещё Мали, Лаос, ну и тайга, пустыня, белорусские болота в СССР… Поэтому и ушли мои папа с мамой из жизни рано – папа в 64, а мама в 69.
Но вот когда они возвращались из командировок, наша обшарпанная хрущёвка превращалась в пещеру Али Бабы! Из деревянных вьючников вынимались такие богатства, которые простой советский человек не то что бы никогда не видел, но и не подозревал, что такое бывает! Из Афганистана, их первой загранкомандировки – пушистые как цыплята разноцветные комочки мохера, гипюровые блестящие шали, отрезы парчи, колечки, которыми я могла бы унизать все пальцы на руках и ногах, объёмные открытки, ручки, фломастеры, одежда, обувь! И это из страны, в которой по их официальному летосчислению царил 14-й век!
Да, несмотря на то что дед мой был замминистра мясо-молочной промышленности РСФСР, и могли бы мы, захоти он, жить если не рядом с Кремлём, то хотя бы в какой-нибудь элитной сталинке в окрестностях, был он ещё и ярым коммунистом в самом хорошем значении этого слова. Так что упорно отказывался ото всех предложенных ему квартир, другим-то нужнее! (Кстати, это в него я такая упёртая доверчивая идеалистка, и если коллеги мне говорили, что им нужнее, скажем, эта группа, дефицитная кофточка или кусок мяса в продуктовом заказе, я верила и охотно им уступала). В результате осела наша “7-человечная” семья в трёхкомнатной хрущобе в подмосковном городе Химки (что это такое, людям моего поколения объяснять не надо – квартиры тогда строили стандартные).
Кстати, не мой дед один такой был, прямо под нами с такой же многочисленной семьёй и в точно такой же квартире жил известный разведчик, полжизни проработавший в Китае.
Правда, за стенкой обитала тётя Маша, приехавшая работать в Москву без трусов и без лифчика, ну не имели они понятия о них в своей глухой брянской деревне! А у кого из зажиточных и были байковые панталоны, то их края на грубой резинке кокетливо выставляли из-под платья.
Кстати, и с семьёй разведчика, и с тётей Машей мы дружим до сих пор. Вообще у меня о той хрущобе сохранились самые тёплые воспоминания, хотя и желала я страстно иметь собственную комнату. Люди ещё сохранили дух московских коммуналок и бараков, привыкли быть на виду и не делать гадостей и в то же время радоваться собственным, пусть и 5-метровым, кухням и туалетам. (Эти лирические отступления необходимы, чтобы разъяснить мои дальнейшие действия).
В общем, росла я в семье, где было принято делиться последним и где стыдно было иметь чего-нибудь лучше, чем у других.
Естественно, из всех сокровищ родительских вьючников главнейшим для меня являлась жвачка! Какой только не было, пластинки и кубики, с вкладышами и маленькими подарочками. “А вот ещё”, – протянули мне родители пакет с разноцветными коробочками! Напомню, что год стоял на дворе 1973, училась я в третьем классе, и такой красоты отродясь у нас в Химках никто не видел!!! Во множестве коробочек с комиксами арабской вязью лежало по 4 разноцветных шарика!!! Ну естественно, владеть таким богатством единолично я не могла (раздала же накануне все свои колечки во дворе) и запихнула весь пакет в портфель, чтобы назавтра раздать всё в школе.
Школа… Когда я говорю, что училась в школе номер 2, мои собеседники с уважением переспрашивают:”В Ромен Роллана или математической?” – “Да нет, – честно отвечаю я, – в средней школе №2 города Химки”. Родителям, хоть и закончили оба МГУ и работали за границей, и в голову не приходило искать для единственной дочери какую-нибудь элитную школу, когда есть же рядом, прямо за забором! А уж о том, чтобы подвозить меня куда-нибудь в какую-нибудь другую школу на опять же единственной на весь дом машине и речи быть не могло! По-моему, тогда никто никуда детей и не возил! (Это то я к тому, что однажды няня моего ученика билась в конвульсиях, когда личный шофёр деток заболел, и она не знала, как завтра дети в школу поедут. “А далеко школа?” – “Да вот на троллейбусе 4 остановки, кошмар!!! Они же никогда на троллейбусе не ездили!” И это дети 12, 10 и 8 лет!!! Няня была в ярости, когда я беззаботно бросила в ответ:”Ну так пусть поездят!”)
В тот год, когда я пошла в школу, построили её новое здание, а так на переменах ученики бегали по нужде буквально “на двор” – деревянный туалет à la эпоха Ивана Грозного находился за школой в яблоневом саду! И это в 100 метрах от МКАД! Жители нашего города работали в большинстве на заводе им. Лавочкина и других оборонных. Помните, провозя туристов из или в Шереметьево по Ленинградке, под угрозой смертной казни запрещалось в Химках останавливаться, так вот именно потому! Контингент в школе был соответствующий, а жвачку выпрашивать было решительно не у кого, иностранцам путь в Химки был заказан.
И вот приходит толстая степенная девочка в класс, выкладывает на парту (ещё зелёную, деревянную, с откидной крышкой и дыркой для несуществующей уже чернильницы) учебники, тетрадки и наконец пакет со жвачкой. “Что это у тебя? Жвачка?”- сунулась моя вертлявая соседка. Миг, и я оказалась в эпицентре 43-ученичной кучи-малы! Со всех сторон, даже сверху и снизу, ко мне тянулись жадные ручонки:”Дай – дай – дай -дай!” Только вот дать – дать – дать – дать я не могла, вообще не в состоянии была рукой пошевелить! Ребята не заметили ни звонка, ни вошедшей в класс Марьиванны. С трудом удалось ей разогнать всех по партам. “Собрала Макуни у себя базар!” – только и сказала она, сперва не разобравшись в ситуации. Естественно, однокласникам моим было не до урока, извертелись все в ожидании переменки… И вот на переменке-то, когда вновь оказалась я центром нападения, и устроила мне учительница головомойку! “Жвачка!!!!! Макуни, а ты знаешь, как её везли?!!!” С детства воспитывали во мне правдивость в ущерб сообразительности, поэтому я простодушно ответила: “Ну да, у папы во вьючнике.” – “А где её купили?!!!” На этот вопрос, боюсь, даже родители бы не ответили уже… Из последующей тирады я поняла только, что мне надо отправляться домой, и что меня могут выгнать из школы… Была я тогда, повторяю, очень доверчивой, очень домашней и очень толстой девочкой (очень доверчивой я так и осталась, очень толстой вновь становлюсь, как и очень домашней, так что всё возвращается на круги своя), поэтому фразу об исключении из школы я восприняла буквально. Какой позор!!! Как я дома-то появлюсь… До окончания занятий я проболталась на улице, реально подумывая подняться на ближайшую девятиэтажку, самое высокое здание в Химках, и броситься вниз… Дома я ничего не сказала, просто от стыда не знала как! А вечером ко мне наведалась пара-тройка моих одноклассников, вместо “здравствуйте” они без обиняков поинтересовались у бабушки, открывшей им дверь:”А Лена нам даст жвачки?” Наивная Лена дала… Правда, взяв с них страшную клятву никому об этом не говорить, в школе её не жевать, и вообще жевать только накрывшись с головой одеялом! “Да ты что, конечно!!” – заверили меня одноклассники.
А утром (мы учились во вторую смену) за мной зашёл ещё один одноклассник, Валерка с деревянной клюшкой, и пригласил меня гулять. Опять-таки я приняла его приглашение за чистую монету, оделась и вышла, но вместо светской беседы Валерка начал нудить, что вот-де Герасимов прознал, что я дала жвачку тем-то и тем-то (и как только прознал-то, жили все в разных концах Химок, а телефонов почти ни у кого не было!), теперь он обязательно наябедничает Марьиванне, и что я обязательно, чтоб заткнуть (вернее, залепить) рот противному Герасю, должна передать ему через Валерку жвачку! Я тут же помчалась домой и вынесла “для Герася” огромный розовый кубик!
Что и говорить, перед уроками вся навестившая меня накануне троица активно-демонстративно двигала челюстями и пускала пузыри. На моё слёзное “ребята, вы же обещали!” они выпучили на меня честные глаза:”Да это же лыжная мазь, ты что?!” Ну я готова была поверить, ибо жевали и лыжную мазь и смолу с деревьев (по сезону), а ещё на стройке от глыб гудрона откалывали мы кусочки поменьше, били их об асфальт, а осколки прямо тут же засовывали себе в рот и …тоже ухитрялись жевать! Но тут и коварный Валерка вытащил непочатый розовый кубик и лихо откусил половину. “А как же…это же для Герася…”- только и пролепетала я. “Ну да, я с ним поделюсь!” И Валерка запихнул себе в рот и вторую половину. Что и говорить, на ближайшей перемене обделённый Герась помчался к Марьиванне и всё ей выложил. И потом… А вот что было потом, я, хоть убей, не помню! Может, было всё столь ужасно, что, оберегая мою детскую психику, память напрочь всё стёрла. А скорее всего, ничего и не было! Марьиванне-то тоже лишние втыки были ни к чему!
А напомнил мне об этом детском стрессе, можно сказать, трагедии для меня тогдашней, сам Валерка! Случайно столкнулась с ним лет эдак через 40 в Химках (я там теперь редко бываю), и Валерка, будучи уже “изрядно лысым и усатым, изрядно дедом и отцом” вдруг пьяно склонил мне голову на плечо:”Макушк, в жизни было у меня несколько случаев, которых я стыжусь смертельно, и вот один из них…один из них…эт-то твоя жвачка-а-а!”
Елена, спасибо огромное, потрясающая история!
Очень интересно! Просто ностальгия начинается. По юности. По всему. Включая “Клема”, “Польскую моду” и гостиницу “Дружба”, где в кулинарии были прироженные “картошка” по 15 копеек. Кстати, у меня был дикий диссонанс, когда я увидела нашу учительницу химии на фото со встречи выпускников, на которую я не попала. Она была молода и свежа, тогда как я себя записала уже в ооочень пожилого человека [типа КАК такое может быть в принципе].
Сейчас мне это моё настроение кажется смешным… А возраст и сам факт доброго здравия наших учитилей служит оптимистическим доводом “какие наши годы то! Мы молодёЖь”!!!!
Картошка! А шоколадные эклеры за те же 15 коп! Я всегда больше любила пирожные с кремом. Химичка и правда выглядит потрясающе! Но надо сказать, что и я по большей части ощущаю себя юной девочкой, которая просто себя неважно чувствует. Кстати, писание рассказов о молодости кажется мне неплохим рецептом ее сохранения
Моя мама еще умудрилась разбиться со всей своей японской группой по дороге из Ленинских Горок – в них врезался мусоровоз, слава богу, что это было на обратном пути, т.е. экскурсия уже была проведена, и она села не на кресло гида, а среди туристов. А это пресловутое кресло вылетело через ветровое стекло ( столкновение было лобовым) и разлетелось на куски. Мама же отделалась открытым переломом ноги и сильным сотрясением мозга с полной потерей сознания. 1979 год.