Моя жизнь в “Интуристе”. Москва

Моя жизнь в Интуристе. Москва. Продолжение. Предыдущий рассказ называется “Ленинград”.

Возвращаясь в Москву, я, конечно, не торчала в ней безвылазно и вновь отправлялась на маршруты, в том числе и на Кавказ. Запомнились мне две французские сопровождающие от престижных дорогих фирм. Даниель – в восточных одеяниях, с гладкой смуглой кожей и черной косой до пят – никогда не ела кавказской пищи, заменяя ее проросшими зернами, цикорием и прочими условно съедобными растениями, которые приносила с собой в рестораны.
– Я хочу оставаться как можно моложе как можно дольше, – приговаривала она, медленно и тщательно пережевывая малоаппетитную снедь. К ухаживаниям кавказцев она относилась более чем благосклонно и почему-то считала своим долгом объяснять мне:
– Я не умею говорить «нет».
Даниель называла всех туристов по фамилиям – месье такой-то, мадам такая-то – и склонялась до земли, подавая каждому руку, когда они выходили из автобуса. А однажды написала жалобу на кого-то из наших молодых людей, накануне подгулявшего в валютном баре в одной из закавказских гостиниц и утром проспавшего экскурсию. При этом она много и интересно рассказывала про ислам.

Другая сопровождающая, Франсуаза, ела все подряд и едва вмещалась в просторную одежду. Она называла себя гражданином мира и возмущалась, что в СССР евреям запрещено резать коров – эта тема красной нитью проходила через весь маршрут и все ее речи, насквозь пропитанные «антисоветскими настроениями». «Шестой этаж» по ней просто плакал!
После маршрута пошли на «Спящую красавицу» в Большой. Франсуаза, до этого одевавшаяся прилично, явилась в поношенной выцветшей ангорке, из которой вываливались телеса. Когда-то я тоже была в театре в такой кофточке: в десятом классе мы со школьной подругой Ритой Ш.ездили в Ленинград, и у нее был прекрасный гардероб: мама ее работала директором столовой. Собираясь в «Ленсовета», я одолжила у Риты джинсы «Супер Райфл» и мягкий джемпер из ангорки с яркими цветами, купленный в чековой «Березке». Тот вечер был прекрасен: изумительный спектакль с Алисой Фрейндлих и тогда еще неизвестным молодым Боярским, места в первом ряду партера, которые достала моя тетушка, много лет работавшая в Мариинке, и я сама – модная и нарядная. Видимо, кофта Франсуазы была того же возраста, что и кофта Риты, а с тех пор прошло как минимум десять лет. Она давно вышла из моды, пух вытерся, яркие цвета поблекли.
– Как Вы хороши! – по обыкновению лицемерно улыбнулась Франсуазе одна из причипурившихся к вечеру туристок.
– Да что Вы, – махнула рукой сопровождающая. – Я специально надела кофту, в которой дома смотрю телевизор.
Очевидно, одеяние подействовало должным образом: Франсуаза почувствовала себя там, где обычно в нем сидела, и захрапела на всю ложу с появлением феи Карабос.

Были и другие маршруты – по сути ничего со временем не менялось. Запомнилось еще, как летом в Новгороде мы с Катей А. сражались в номере с комарами. Потолок был невероятно высокий, и чтобы прибить пристроившееся на нем мерзкое насекомое, нужно было водрузить стул на стол и подвинуть сооружение непосредственно под комара. Пока мы, вооружившись программой пребывания группы, как хлопушкой, лезли на стул, комар нагло улетал, и всю конструкцию приходилось перебазировать. Так и провели ночь – спать под приводящий бешенство звон все равно было невозможно. Незабываема для меня и другая ночь в Новгороде – весной, на Пасху, когда ходили на крестный ход в единственный действующий храм.

В Москве тем временем жизнь текла своим чередом. Правда, некоторые из моих подруг ушли на другую, оседлую, работу: не выдержали темпов, трудно совмещавшихся с их новым семейным бытом. Зато начальницы, как тогда выражались, «цвели и пахли». К ним пыталась добавиться еще одна, но поскольку она была начальницей другой группы, то мне и не хочется называть ее Начальницей, присвоив ей очередной порядковый номер, а хочется назвать Солдатом в юбке. Звезда эта взошла на моем горизонте с первых дней работы. Но близко мы с ней столкнулись, когда большой компанией, где были гиды из разных групп, обслуживали поезд «Париж-Пекин». Солдат была на той группе генералом. Это было некое диверсионное мероприятие: в Москве проходили Игры доброй воли, а в Пекине, тогда далеком по всем параметрам, было организовано нечто альтернативное. Участники «китайского гамбита» ехали туда поездом и должны были провести один день в Москве. Я не слишком вникала в детали – знала только, что это большая честь: работа очень ответственная и важная с идеологической точки зрения, туристы настроены к нам заведомо враждебно, могут быть провокации. Надо ли говорить, что на «шестом этаже» с нами провели особый инструктаж.
Были и требования по форме одежды. Вообще к дресс коду (слово, которого мы и знать не знали) в разное время было разное отношение – в зависимости от смены начальства. Ясное дело, что никогда нельзя было одеваться фривольно, но вольно – можно, хотя и тоже не всегда. В какой-то период председательствовал в Госкомнтуристе товарищ Абрасимов, бывший посол во многих странах – этот объявил кампанию против брюк. Рассказывали даже, что однажды сей солидный человек лично погнался за гидессой в джинсах, но молодая гидесса оказалась проворнее и скрылась от него в толпе. Надо сказать, что все подобные кампании затихали так же неожиданно, как и вспыхивали.
Для работы на поезде-провокаторе (или правокакале, как мы говорили вслед за каким-то неразумным дитятей) одеться нужно было по первому сроку. Строго, желательно в костюм с юбкой и, несмотря на жару, никаких голых ног. У меня не было костюма, и я надела на платье мамин темно-синий пиджак, на ногах – колготки и белые туфельки со склада представительской одежды. Не помню, рассказывала ли я уже про этот склад – а впрочем, даже если и рассказывала… (Как-то я спросила у сына – знатока Довлатова, где он писал то-то и то-то. «А он во многих местах об этом писал», – ответил сын.) Раз в несколько лет мы получали талоны, дающие право отовариться дефицитной одеждой, за которой нужно было тащиться за тридевять земель – в мотель «Можайский». Цель следовала из названия склада: советские гиды должны были достойно представлять советскую страну и в результате ходили, как инкубаторские. Я неохотно пользовалась складом – предпочитала шить и вязать сама или возить наряды с Кавказа, или покупать у румын, или чтобы туристы покупали мне их в валютной «Березке», где выбор, кстати, был небогат – то ли дело в чековой, куда у меня не было доступа! В валютной продавались в основном сувениры, ну и духи, и почему-то разнообразная бытовая техника. А на складе я всего-то и приобрела что бордовый костюм из ангорки, который разделила на части – кофту сочетала с другими юбками, а юбку – с другими кофтами. И вот эти итальянские туфельки.
Встреча гидов была назначена на Белорусском вокзале за час до прибытия поезда. Я вышла из метро за три минуты до встречи и увидела Солдата и остальных, уже стоявших под часами. Площадь только что полили – я помахала коллегам и, чтобы сразу не забрызгать колготки и белую обувь, медленно пошла к ним на пятках.
– Кедреновская! – заорала Солдат. – Хорошо же ты начинаешь! Тридцать секунд опоздания!
Выяснилось, что поезд при этом опаздывает минимум на час, и впереди два часа ожидания. Что мы делали в это время, я не помню – видимо, слушали очередной инструктаж. Во всяком случае, нас закрепили за определенными вагонами, перед которыми мы должны были стоять по стойке смирно в момент прибытия поезда. Где именно остановится тот или иной вагон, никто, конечно, не знал. Время двигалось медленно, но вдруг раздался боевой клич: «Па-а вагонам! Поезд на подходе. И бегом!»
Многие действительно побежали – я шла обычным шагом. Лишь недавно я нашла обоснование своему привычному поведению у Мориса Дрюона: «Леность – та же мудрость, ибо мудр тот, кто не притворяется деятельным, когда нечего делать.»
– Кедреновская! – неслось мне в след. – А ты чего плетешься? Я сказала – бегом!
– А куда бежать, если поезда еще нет и на горизонте?
– Кедреновская! Я что сказала? Ты меня пОняла?
Тут оказалось, что вагоны перепутаны, и бежавшим пришлось бежать в обратном направлении – я же оказалась ровно напротив своего вагона. Гордый взгляд, которым я одарила Солдата, не произвел на нее впечатления, и она продолжала третировать меня до самых проводов на Ярославском вокзале. Подробностей я не помню, зато могу рассказать про свою школьную учительницу русского Жанну Сергеевну, чей светлый образ вызвала Солдат в моей памяти. Она часто говорила нам, что ради высокой цели можно чем-то и посКупиться. Однажды на уроке Жанна с выражением читала отрывок из «Мертвой царевны», а я на последней парте болтала с Ритой Ш. Вдруг класс огласился воплем:
– Кедреновская! Встань! Видна ли в этом отрывке благодетель мертвой царевны?
Я растерялась.
– Не видна, не видна, – громко шептала мне Рита.
– Не видна, – промямлила я.
– Как не видна? Да весь отрывок только ей и посвящен! У тебя вообще Пушкин есть дома?
– Есть… Полное собрание… Десять томов…
Жанна еще повопила и презрительно бросила:
– Садиса!
Я села, но Жанне пришли новые мысли на мой счет, и она продолжала орать. В какой-то момент она, видимо, испытала неловкость: как это – учитель орет, а ученица перед ним сидит – и снова крикнула:
– Встань!
Через несколько слов – опять презрительное:
– Садиса!
Но и тут она не успокоилась – так и раздавалось в классе до конца урока:
– Встань! Садиса!
Я постоянно спорила с Солдатом и не понимала, почему этого не делают другие. Лишь позже до меня дошло, что дело тут не в подхалимаже, а все в той же мудрости: то был единственный способ сберечь нервы, которых и без того было отдано Интуристу немало. Моя будущая старшая подруга Наталья Б. вообще не реагировала на крики Солдата, а когда та отворачивалась, брала под козырек и говорила: «Oui, mon général!» От меня же Солдат не отставала и после. Как-то она заметила, что я опоздала в отдел и, проходя мимо курилки, где я, соответственно, курила, отчеканила:
– Кедреновская! Я доложу о твоем опоздании начальству!
– Я была в референтуре.
– Кедреновская! Ты меня пОняла? – вновь услышала я знакомую фразу.

К тому времени я уже достаточно освоилась в Интуристе, вдобавок у меня сложились добрые отношения с новым начальником отдела Владимиром Сергеичем. Не дожидаясь доклада, я сама направилась к нему в кабинет и пожаловалась, что мне не дает покоя эта злая женщина. Владимир Сергеич утешил меня, а Солдат в очередной раз обломалась, но не угомонилась. Однажды моя Третья Начальница в присутствии Солдата валила меня на политзачете, хотя отвечала я совсем неплохо. Потом сама же и извинялась:
– Я очень хотела поддержать тебя, Марина, но чувствовала, что Солдат вся накалена, и подумала, что так будет еще хуже.
Третья Начальница, видимо, меня побаивалась– она даже проводила воспитательную беседу с моей подругой Таней М., более гибкой и умной.
– Ты бы поговорила с Мариной: она ведь воспитанная девочка и разговаривает вроде вежливо, а все равно постоянно прикладывает меня мордой об стол.

К счастью, общение с начальством было по-прежнему ограничено, и гораздо больше приходилось общаться с туристами.

Фото – в отделе.

Продолжение в очерке “На курсах итальянского”.
Все рассказы Марины Кедреновской.

Наши статьи по теме

Моя жизнь в Интуристе. Первая группа Моя жизнь в “Интуристе”. Моя заграница Моя жизнь в Интуристе. И про мужчин Моя жизнь и Интуристе. Из Сибири с любовью