Продолжение. Предыдущая история в очерке “Отель “Метрополь”.
Прежде чем пуститься в очередное дальнее странствие по необъятному СССР, хочу еще немного задержаться на том, что французские туристы называют «повседневной жизнью» – сюжете, подчас интересующем их гораздо больше, чем все вместе взятые завитки истории и красоты архитектуры. Тягучая повседневность наступала поздней осенью и продолжалась до ранней весны. Зимой случались перерывы – в основном на Новый год, когда проходил фестиваль «Русская зима»: тут были и поездки в Суздаль, и тройки с водкой, пирожками да баранками на ВДНХ. Бывали зимой и туристы, приезжавшие недели на три покататься на равнинных лыжах в том же Суздале или в Калинине (нынешней Твери), но я с такими не работала – это было уделом привилегированных гидов. Лишь раз я попала в Суздаль на лыжи со спортивным журналистом, потом ездила с ним еще и в Минск, но все это было очень кратко – так что о том, как весело жилось на таких маршрутах, пусть напишет кто-нибудь другой.
Бывали и события всеобщего масштаба, выходившие за рамки повседневности: так, я работала в моменты смерти всех трех вождей – нет, двух: когда умер Брежнев, еще училась на интуристовских курсах.
Объявление о кончине Брежнева вызвало шок, поверить в это было невозможно: как же так? Вся жизнь прошла при нем, всю жизнь мы рассказывали про него анекдоты, и вдруг его не стало? Потом несколько дней – никаких передач по телевизору, кроме классической музыки, ценить которую я еще не научилась. И наконец, впечатление сюра во время похорон: над толпой множество абсолютно одинаковых портретов. И все это время – пустой, как будто вымерший город. По удостоверению «Интуриста» можно было попасть в центр, куда никого не пускали, и я просто ходила по нему, прислушиваясь к небывалым ощущениям. А мои старые друзья Олег и Жорик еще и развлекались. Будучи отчисленными из университета, оба работали осветителями в театре Маяковского и тоже имели доступ в центр. Фамилия Жорика была Антропов, и Олег, идя на работу рядом с ним, громко кричал: «Андропов козел!» Уже было известно, что Брежнева на посту генсека сменит бывший глава КГБ, и если к друзьям подходили менты, Олег говорил: «Да что вы – это я про своего друга Жорика», а Жорик показывал паспорт. Менты отлипали.
Когда Андропов пришел к власти, бегать из «Метрополя» по магазинам стало опасно: поднялась паника, что в рабочее время там отлавливают людей, которым положено сидеть на работе. Зато как приятно было безнаказанно шататься по центру или идти в кино в законный отгул и знать, что даже если поймают, то потом отпустят с извинениями. К сожалению, меня ни разу никто не поймал. Правда, однажды милиционер явился ко мне на дом. Стал выяснять, кто такая, да почему по будням сидит дома или гуляет. От соседей, мол, поступил сигнал: зимой часто встает поздно, периодически вообще исчезает, была неоднократно замечена с большой дорожной сумкой или чемоданом; а бывает, что рано утром, когда все честные граждане спешат на работу, наоборот, возвращается домой в непроспавшемся виде. Ясное дело – не просто тунеядка, а еще и с криминальным оттенком. Я показала корочку и честно все рассказала: и про отгулы, и про маршруты, и про ранние проводы.
– А, ну извините, – сказал участковый. – Вы тоже меня поймите – всякое ведь бывает. Тут был один такой – тоже вот так сидел дома, а потом украл у соседей эти… трактора.
– Какие еще трактора?
Оказалось, дутые сапоги – их тогда называли «луноходы».
Когда Андропов умер, я работала с группой – особенно запомнилось, как водитель ночью отвозил меня домой, как летели по опять абсолютно пустому, заснеженному городу. И опять сюр с множеством одинаковых портретов. А когда умер Черненко, и турист в «Космосе» выразил нам с Витькой С. свои соболезнования, мы уже как-то и не отреагировали…
В остальном же все было буднично: я уже писала, что наши интуристовские зимы проходили в бесконечных политинформациях, учебах и отгулах. И что политинформации проводились в холле пятого этажа. Как-то даме-методисту, ведшей политзанятие, показалось, что я не слушаю – она была недалека от истины: в это время мы с приятельницей как раз рассматривали чьи-то новые сапоги. Методист предложила мне выйти на середину холла и доложить собравшимся, о каком очередном происке империализма шла речь. Всплыло, как в школе химичка вручила мне огромные ножницы и пыталась заставить перед всем классом остричь слишком длинные наманикюренные ногти…
– Как Вам такое в голову могло придти? – удивленно ответила я методисту с места. – Что за показательный процесс?
– Но ведь будет политзачет, – немного стушевалась та.
– Вот тогда и поговорим, – сказала я, чувствуя подступающую тошноту: политзачеты были делом муторным, хоть и заканчивались, как правило, благополучно.
После сходки методист, дабы загладить неловкость, стрельнула у меня сигарету, и тут я увидела, что еще одна дама куда-то сильно торопится. Вскоре поняла, куда: расталкивая остальных слушателей, она бежала к моему начальству доложить о случившемся. Не помню уже, кто тогда был начальницей – Первая, Вторая или Третья, но хочу воздать ей должное: у нее хватило здравого смысла не раздувать историю.
Методист меня больше не трогала, а позже я ей «отомстила», когда она, уже в качестве рядового гида, работала вместе со мной на корабле. Меня попросили расписать для членов нашей команды маршрут экскурсии по ночной Москве, чтобы у всех все было одинаково, – бывший методист пыталась что-то возразить, но я гордо изрекла: «Теперь я методист, а тебе надлежит выполнять мои рекомендации».
Бывшая поняла шутку, но спорить не стала, и мы дружно закурили. Торопившаяся дама тоже стала гидом, соблюдавшим понятиям равенства и братства, и мы, хотя встречались нечасто, вполне мирно сосуществовали, пока страшная болезнь не унесла ее от нас.
Ежегодная учеба в отделе, так называемые внутренние курсы, или потоки, была делом не только скучным, но и интересным (по аналогии с афоризмом, что пиво с утра не только вредно, но и полезно). Все готовили показательные экскурсии и рефераты на разные темы, которые потом зачитывались и обсуждались. Тонны таких написанных от руки рефератов годами хранились в бесчисленных шкафах, и там часто можно было найти всякую нужную информацию.
С особой благодарностью вспоминаю я Наташу Лобачеву, большую умницу – она провела для нас столько интереснейших экскурсий, подготовила столько ценнейших материалов, которыми я до сих пор часто пользуюсь. Понятное дело, и тут не обходилось без политики, но она воспринималась как «нагрузка» – была в советское время такая форма продажи театральных билетов: билет на хороший спектакль покупался только с «нагрузкой», то есть надо было оплатить еще и билет на неходовой. Показательные экскурсии по городу изобиловали пропагандой социалистического образа жизни и советского строя, но и из этих «тонн словесной руды» можно было извлечь интерес, а подчас и настоящую поэзию. Да и польза цинично-практическая была в них немалая : ведь в любой момент методист или старший коллега мог подсесть к тебе в автобус и прослушать твою экскурсию. Впрочем, нет – не в любой: справедливости ради замечу, что в нашей группе сюрпризов не устраивали, и будущий прослушиваемый заранее бывал предупрежден о предстоящем испытании.
Мне и тут повезло: прослушивать меня приходила в основном моя наставница Ира Ник. Интеллигентнейший и умнейший человек, абсолютно чуждый интриг и политического лицемерия, она к тому же пользовалась любой возможностью, чтобы побыть с маленьким сыном. (Как-то ее Вовочка устроил дома пожар: поджег старый паркет в сталинском доме, радостно крича «костер, костер!») Поэтому Ира приходила ко мне лишь на начало экскурсии, а потом покидала меня, сказав: «Только давай четко договоримся, чтО ты рассказывала туристом, чтобы в моем отчете не вышло что-нибудь не в унисон». Ира научила меня многим ценным вещам, самая ценная из которых – в работе вовремя снять с себя ответственность.
А как-то со мной в Коломенское поехала одна из моих начальниц, но ее истинной целью было не прослушивание, а прогулка в рабочее время по парку – ей очень понравилась информация о жилищном строительстве и медицине, которую я постаралась покрасивее изложить для нее во время проезда. Бог миловал меня: страшные монстры-методисты ни разу не пришли ко мне в автобус, а мне не пришлось краснеть перед туристами, долбая их заседаниями Верховного Совета вместо показа панорамы Кремля или у Большого талдыча об образовании СССР вместо экскурса в историю русской музыки.
Заканчивая о буднях, приведу в качестве иллюстрации два уже старых рассказа о моем друге Андрее П., не вошедших в «основное собрание». В них могут встретиться повторы того, о чем я писала, но на то они и отдельные рассказы.
***
Летом в «Интуристе» гиды работали без выходных, днем и ночью. За это осенью их ждали многочисленные отгулы. К концу сезона мысль о них становилась настолько навязчивой, что когда однажды по радио сказали про новые отряды наемников, отправленные в Анголу, мне послышалось, что их отправили в отгулы, и я очень им позавидовала. Начало гидовского отдыха, включая очередной отпуск, обычно совпадало с окончанием бархатного сезона «на югах», а кроме Крыма и Кавказа податься тогда, как известно, было некуда. Справедливости ради скажу, что иногда все же удавалось поваляться на пляже, выкупаться в Черном море и поесть хурмы с мандаринами.
Работа возобновлялась на «русскую зиму» – с тройками, пирогами да блинами, водкой и самоварами. А потом наступал простой. Вот тут-то и организовывали так называемые «внутренние курсы», или «потоки», длившиеся около двух недель. Это был и политпросвет, и изучение новой информации по «объектам показа», и просто углубление знаний по истории и искусству. Гиды должны были каждый день являться в контору и повышать квалификацию под руководством одного из коллег – опытного, заслуженного гида. Во французской группе, где работал Андрей П., таковым был назначен Саша О. В его обязанности входило приносить на каждое занятие новые печатные и письменные материалы и разбирать их с товарищами. Как и подобает преподавателю, ходил он с большим портфелем.
Однажды, в начале учебы, выйдя в перерыве покурить, Андрей П. увидел на полу у лифта стопки методических пособий на немецком языке. Вероятно, их везли в группу ФРГ, находившуюся на другом этаже, но почему-то не довезли. Андрюша, хоть и не знал немецкого, решил взять пару десятков – не валяться же добру бесхозным. Впрочем, скоро брошюрки исчезли – видимо все-таки добрались до места назначения. Дождавшись отлучки Саши О., Андрей напихал методичек в его портфель, в котором в тот день как раз было мало материалов. После чего на протяжении двух недель он сам, его подруга Валя Ш. и еще некоторые товарищи по нескольку раз на дню спрашивали у Саши: «Саша, шпрехен зи дойч? Шпрехен зи дойч, Саша?»
Саша О. никак не мог взять в толк, чего хотят от него эти придурки. При этом он время от времени недоумевал, почему у него такой тяжелый портфель. Так он был уличен в том, что за все время преподавания не только ни разу не положил в портфель новые материалы, но даже не удосужился просто заглянуть внутрь. Хотя бы для того, чтобы понять, отчего он такой тяжелый.
***
Когда зимой в «Интуристе» не было работы с клиентом, гиды, уже использовавшие отпуска и отгулы, должны были целый день торчать в конторе, находившейся на черной лестнице гостиницы «Метрополь» (вход со стороны памятника Свердлову). Небольшие душные комнаты набивались до отказа, и в них никогда не умолкал гул. Тут было и злословие, и вполне мирные обсуждения новых книг и фильмов, и дискуссии о высоком, и анекдоты, и демонстрация бюстгальтеров и продуктов питания, по счастью купленных в обеденный перерыв. Простые сотрудники располагались за несколькими длинными столами, кроме которых было еще два стола руководителей групп, ибо в комнатах «сидело» по две французских группы, примерно по тридцать человек в каждой. Столы руководителей стояли друг напротив друга, на обоих было по телефону, а разделял их узкий проход, по которому постоянно сновали люди.
Как-то одного из руководителей вызвали к начальству. Исполняющий обязанности другого – Сергей О. – оставался на своем месте. Андрей П. взгромоздился на опустевший стул и, глядя на сидящего напротив, на расстоянии метра, Сергея, набрал его номер.
– Алё, это «Интурист»?
– Да, «Интурист».
– А это французская группа?
– Да, это французская группа.
– А это вторая французская группа?
– Да, это вторая французская группа.
– А где вы находитесь?
– А кто Вы и что Вам надо?
– Должен приехать мой родственник из Франции, хотел узнать, как мне с ним встретиться. (N.B. Не буду здесь вдаваться в подробности, но гиду за организацию подобной встречи грозила серьезная секир-башка.)
– У нас нет такой информации.
– А почему это у вас нет такой информации?
– Позвоните в Главное Управление. (Конец связи.)
Через пять минут.
– Алё, это обувной магазин?
– Нет, Вы ошиблись.
– А у вас есть мужские ботинки 47 размера?
– Я же Вам сказал – это не обувной магазин.
– Мне желательно красные, но можно лиловые.
– Это не обувной магазин!!!
– А какой?
– Это вообще не магазин!!!!!!
– Ну и что, что не магазин? А если мне ходить не в чем?
Еще через пять минут.
– Алё, это прачечная? (Теперь-то мы знаем, как отвечать на такой вопрос, но тогда Сергей О. этого еще не знал).
– Нет, Вы ошиблись.
– Безобразие! Я две недели назад сдал бельё, а оно до сих пор не постирано! А мне спать не на чем.
– Это не прачечная!
– Всё равно безобразие!
– Алё, это похоронное бюро?
– Не-е-е-е-ет!!!!!
Так продолжалось до тех пор, пока руководитель не вернулся от начальства. По чистой случайности, вечером того дня Андрей П. выходил из здания вместе с Сергеем О. «Ну и денек сегодня выдался! – пожаловался Сергей. – Часа два подряд звонили разные идиоты – ошибались номером. Надо сказать, чтобы проверили наш телефон.»
***
Итак, как можно понять из вышесказанного, наименее загруженным месяцем у нас был ноябрь – тогда-то мы, особенно молодые и безответные, уходили в отпуск…
Продолжение в очерке “…И о праздниках”.
Все рассказы Марины Кедреновской.
