Фрайбург
Моей юной подруге Насте Романовой,
любезно предоставившей свои замечательные фотографии.
В последнем письме Чехова сестре Маше от 28 июня 1904 упоминается немецкий город Фрейбург:
«Очень жарко, хоть раздевайся. Не знаю, что и делать. Ольга поехала в Фрейбург заказывать мне фланелевый костюм, здесь в Баденвейлере ни портных, ни сапожников.»
Фрайбург. Что же это за город? Находится он в земле Баден-Вюртемберг и является историческим и культурным центром Шварцвальда. Сейчас его как-то больше называют Фрайбург, или Фрайбург-в-Брайсгау. Французы и вовсе говорят и пишут Fribourg. Главное – не путать с одноименным городом в Швейцарии и с расположенным в Саксонии Фрайбергом. Во всех трех городах есть крупные университеты – в последнем, кстати, учился М. В. Ломоносов вместе с Д.И. Виноградовым, основоположником производства российского фарфора, который потом почему-то стали называть «ломоносовским». Копия именно фрайбергского позднероманского портала, или Золотых ворот находится у нас в Итальянском дворике Пушкинского музея.
Так вот, все это не имеет никакого отношения к городу Фрайбург-в-Брайсгау: там другой университет и другой портал.
Пишу об этом потому, что сама уяснила это для себя, лишь оказавшись в городе Фрайбург по дороге в Баденвейлер – до этого долго пребывала в описанном выше заблуждении, не делая различия между всеми этими названиями.
В отличие от многих окрестных городов, Фрайбург (буду употреблять короткий вариант – ведь теперь понятно, о чем идет речь) был основан не римлянами. Он совсем немного старше Москвы : датой его рождения считается 1120 год, а основателями – герцоги (почти князья) Церинген. С самого начала он получил статус свободного города, что и отразилось в его названии: «фрай» – по-немецки «свободный» – возможно, этим и объясняется такое количество Фрайбургов. (Как знать? Может есть еще, а я о них и не догадываюсь?)
С 1218 Фрайбург принадлежал графам фон Урах (графам фрайбургскими), с 1368 – австрийским Габсбургам. В 1648-1805 гг. он был административным центром изолированных австрийских владений, в промежутке, с 1679 по1697, относился к Франции, а в 1806 был включен в состав Бадена. Средневековый центр оказался почти полностью разрушен союзниками в 1944, и то, что мы видим сегодня – результат тщательного восстановления.
Современный Фрайбург можно охватить взглядом с Замковой горы (Schlossberg), на которую всего за три минуты вас доставит фуникулер.
Подняться на гору вполне реально и пешком. Такой вид откроется вашему взору.
В левой части панорамного фото выделяется башня Кафедрального собора – именно ему принадлежит разноцветный портал.
На плане города справа виден Schlossberg, а немного левее и выше, в Старом городе (Altstadt) – собор (Munster).
Собор, кстати, разрушен не был: видимо, его башня высотой в 116 м служила летчикам ориентиром. А может, и Бог отвел. Строительство собора началось в конце XII века и продолжалось до начала XVI, он пользуется славой одного из самых больших и красивых в Германии. В его архитектуре сочетаются романский и готический стили, материал – красный песчаник. Собор католический: в этой части страны исповедуют в основном католицизм.
Портал украшен множеством статуй. Статуи дев служат одновременно аллегориями факультетов Фрайбургского университета.
Пятая статуя справа изображает деву с ребенком. На первый взгляд может показаться, что она гладит его по голове, однако местный гид уточнила, что на самом деле она дает ему подзатыльник – это факультет педагогики. Другая дева (третья справа) держит в руках чертежные инструменты – факультет математики.
Университет был основан в 1457 году эрц-герцогом Альбрехтом VI. В нем учились Эразм Роттердамский и Мартин Хайдеггер, с которым я близко познакомилась, когда мой сын заканчивал Философский факультет МГУ. Он – не сын, а Хайдеггер – был впоследствии ректором Фрайбургского университета.
Собор находится на Мюнстерплац. Это окруженная старинными домами, оживленная площадь, где рядом с готической архитектурой торгуют цветами, овощами, пряниками. Прямо на площади Мюнстерплац люди стоят в ларек, чтобы купить колбаски.
Вспоминается старый советский анекдот: Коммунизм, Социализм и Капитализм решили выпить. Кого послать в магазин? Капитализм слишком старый – ему тяжело. Коммунизм слишком молодой – спиртное могут не отпустить. Послали Социализм. Ждут-пождут – Социализма все нет. Наконец возвращается.
– Что так долго?
– Да водку сразу купил, а за колбаской пришлось в очереди постоять.
Капитализм спрашивает: – А что такое очередь?
Коммунизм спрашивает: – А что такое колбаска?
Выходит, анекдот далек от реальности: капитализм-то капитализм, а очередь за колбасой – вот она во всей красе.
На Соборной площади стоит и Исторический Торговый, или Купеческий дом (Historic Kaufhaus) первой половины XVI века – одно из красивейших зданий города Фрайбург.
Здесь размещалась городская Рыночная администрация. Фасад украшают статуи императора Максимилиана, короля Филиппа Красивого, императора Карла V и эрцгерцога Фердинанда I.
По поводу Филиппа опять тянет сделать отступление. Вот что пишет о нем Морис Дрюон в романе «Железный король»:
“В начале XIV века Филипп IV, король, прославившийся своей редкостной красотой, был неограниченным повелителем Франции. Он смирил воинственный пыл властительных баронов, покорил восставших фламандцев, победил Англию в Аквитании, повел успешную борьбу даже с папством, закончившуюся так называемым Авиньонским пленением пап. Парламенты были в его распоряжении, а соборы – на его содержании… Среди своих вассалов он числил шесть иностранных королей, а союзы, заключенные им, связывали его со многими государствами, вплоть до России. Он прибирал к рукам любые капиталы и состояния. Постепенно он обложил налогом церковную казну и земли, обобрал евреев, нанес удар по объединению ломбардских банкиров. Чтобы удовлетворять нужды казны, он прибегал к выпуску фальшивых денег. День ото дня золотые монеты становились все легче весом и стоили все дороже. Ужасающе тяжелым было бремя налогов; королевские соглядатаи буквально наводнили страну. Экономические кризисы вели к разорению и голоду, что, в свою очередь, вело к возмущениям, которые король топил в крови. Бунты кончались длинной вереницей виселиц. Все и вся должны были покоряться, гнуть спину или разбивать себе лоб о твердыню королевской власти. Этот невозмутимый и жестокий владыка вынашивал мысль о национальном величии Франции. При его правлении Франция была великой державой, а французы – несчастнейшими из людей. Только одна сила осмелилась поднять голову – орден тамплиеров… Слишком независимое положение тамплиеров беспокоило Филиппа Красивого, а их неисчислимые богатства возбуждали его алчность. Он затеял против них судебный процесс. Второго такого судилища не знала история, ибо по ходу дела было привлечено около пятнадцати тысяч обвиняемых. Нет такой низости, к которой не прибегли бы судьи на этом процессе, длившемся целых семь лет.»
Это я к нескончаемым дискуссиям о памятниках тиранам – Ивану Грозному и прочим. Филипп – ну чем не тиран? А вот ведь увековечили. Можно, конечно, сказать, что он правил в XIV веке, за двести лет до Грозного. Обычно когда ВОСР сравнивают с Великой французской революцией, оппоненты говорят: «Ну да, жестокая, ну да, кровавая – так это ж когда было! За сто лет до нашей.» Отстала Матушка-Россия! И тем не менее…
Но главное – вот что тот же Дрюон пишет дальше, в романе «Узница Шато-Гайара»:
«Имя Филиппа Красивого осталось памятно французам, как имя короля, который сжигал на кострах своих недругов и повелел уменьшить долю золота в монете Франции. Зато очень скоро забылось, что он обуздал знать, старался поддерживать мир, преобразовывал законы, строил крепости, чтобы оградить поля Франции от вражеских нашествий, уравнял в правах провинции, сзывал на ассамблеи горожан, дабы заслушать их мнение, и всеми силами охранял независимость Франции.»
И до кучи:
«Многие люди искренне оплакивали кончину короля Филиппа, но большинство не сумело бы даже объяснить, какое именно чувство источает из их глаз слезы: просто они хоронили короля, под властью которого жили, и вместе с ушедшим королем ушла их молодость.»
Вернемся, однако, в день сегодняшний. На площади высится статуя Девы Марии.
Она окутана дымом, и дело тут не только в качестве фотографии. За ней пожарные машины: горит часть собора. Впрочем, это никак не нарушает спокойного течения жизни: зеваки глазеют на пожар,
туристы осматривают собор, в том числе интерьер, а пожарные скромно и невозмутимо выполняют свою работу.
Еще чуть левее и выше на плане расположена Ратуша. Вернее, целых две: Старая и Новая. Куранты на башенке играют в полдень.
А теперь – куранты, что ли навеяли? – я хочу ненадолго пригласить вас в Москву. Но не нынешнюю, а 20-х годов:
«В Охотном ряду было смятение. Врассыпную, с лотками на головах, как гуси, бежали беспатентные лотошники. За ними лениво трусил милиционер. Беспризорные сидели возле асфальтового чана и с наслаждением вдыхали запах кипящей смолы.
Выехали на Арбатскую площадь, проехали по Пречистенскому бульвару и, свернув направо, остановились на Сивцевом Вражке.
— Что это за дом? — спросил Ипполит Матвеевич.
Остап посмотрел на розовый домик с мезонином и ответил:
— Общежитие студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца.
— Неужели монаха?
— Ну, пошутил, пошутил…»
А это я к чему? А к тому, что в каждой шутке есть только доля шутки: посреди Ратушной площади Фрайбурга стоит фонтан-памятник самому настоящему, серьезному францисканскому монаху Бертольду Шварцу – по некоторым данным, именно он в 1359 году изобрел порох.
В декабре на площади и на окрестных улицах тоже царит некоторое смятение, присутствуют и лотошники: кипит и бурлит рождественский базар.
Он не так велик, как в столице Рождества Страсбурге, расположенном в 89 км, или часе езды (об этом главном базаре я рассказывала в зарисовке «Страсбург в будни и праздники»),
но по разнообразию, колориту и количеству горячего вина нисколько ему не уступает. Вдобавок здесь продают белое(!) горячее вино.
По сведениям, почерпнутым мною на месте, в Германии традиционно связывают праздник Рождества с рождением Христа. Что же тут удивительного? Но вот Франция от этого отказалась, боясь обидеть представителей нехристианских конфессий. Рождество превратилось в день, когда друг другу дарят подарки. Дети с нетерпением ждут и с удовольствием получают их, но им и невдомек, по какому поводу все это происходит. Держится только Эльзас (можно допустить, что и Лотарингия, хотя об этом мне ничего неизвестно), благодаря своей близости и давним связям с Германией.
При этом немцы, как и эльзасцы, хоть и уважают рождение младенца Иисуса, но никаких постов не соблюдают. Наоборот, самое веселье у них в Адвент – четыре недели, предшествующие Рождеству. По сути это мало чем отличается от нашей страны в целом: новогодние корпоративы, детские утренники, потом – Новый год. Местный гид, уроженка Новокузнецка, рассказала, что цивилизованные немцы никак не могут взять в толк, почему в России Новый год до Рождества: как такое возможно? «Уж я им и так, и этак, и про разные календари объясняла – все равно им это дико. Мол, только русские варвары способны на такое. Умом, мол, Россию не понять…» А нет бы подумать, откуда, собственно, все пошло. Не кто-нибудь, а немец Карл Маркс сказал, что религия – опиум для народа. (Памятники ему и сегодня стоят в странах, отказавшихся от социалистического прошлого. Например, в Чехии, в Карловых Варах,
которые до сих пор так и называются, потому что Карл Маркс варился там в горячих источниках).
Советские адепты взяли под козырек и устроили диверсию: разгульный, пьяный и обжорный всенародный праздник в самый разгар Рождественского поста.
У немцев с Рождеством все веселье заканчивается. По словам той же новокузнецкой девушки, если туристы приезжают на разрекламированное «Рождество в Германии», их ждет разочарование: в сам праздник город вымирает, все сидят по домам. Уличное гуляние и всеобщая радость прекращаются аккурат к Рождеству. А как же Святки, Крещение? Уже 26 декабря немцы выбрасывают отслужившие им елки – тут-то и выходят на охоту русские дикари: несут бэушные деревца к себе и наряжают к Новому году. Об этом феномене говорила мне и подруга, живущая в Америке. А другая подруга – вполне обеспеченная дама из Швейцарии, очень ностальгирующая по России, любит собирать вещи, вынесенные местными жителями на помойку. Однажды у нее дома играли в слова – загадали слово «Родина». Сын никак не мог отгадать, и отец решил помочь ему:
– Ну куда постоянно тянет нашу маму?
– А, помойка! – не задумываясь, радостно ответил ребенок.
Но что-то у меня вместо сказки получается сплошной пасквиль. Впрочем, поэма Гейне «Германия. Зимняя сказка» – тоже не очень-то сказочная, а куда больше критическая и сатирическая. А чем я хуже Гейне?
И тем на менее, пряничные домики ярмарок с огоньками и всевозможными подарками, старинные, пусть и восстановленные дома вокруг – всё создает атмосферу волшебства. «Германия. Зимняя сказка»… – всё в одном этом названии.
За сказкой – зимней, осенней, но всегда волшебной — можно отправиться и в окрестности Фрайбурга, в горы Шварцвальда.
Густой лес, обрывистые скалы, чудесный воздух, прелестные деревушки. Здесь живут персонажи Гауффа и братьев Гримм, здесь бывал Гёте – в замке Хоенштацффен он написал «Фауста». И здесь есть гостиница, носящая его имя.
Шварцвальд – родина часов с кукушкой.
Наконец – главное для меня – здесь можно полакомиться настоящим, «родным» тортиком «Шварцвальд», или «Черный лес».
Напоследок мне хочется собезьянничать и закончить рассказ цитатой из той же поэмы Гейне: первым четверостишием закончила экскурсию и наш фрайбургский гид.
Французам и русским подвластна земля,
Британцам море покорно,
Но в царстве воздушном мечтательных грёз
Немецкая мощь бесспорна.Здесь в наших руках гегемония; здесь
Мы все нераздельно слились,
Не так, как другие народы, — они
На плоской земле развились.
Вариант:
Французам и русским досталась земля,
Британец владеет морем.
Зато в воздушном царстве грез
Мы с кем угодно поспорим.Там гегемония нашей страны,
Единство немецкой стихии.
Как жалко ползают по земле
Все нации другие!
