Разбито парадное зеркало. Большое и любимое. Подарок мужа на какой-то день рождение. Вещь, совершенно необходимая. В приметы не верю. Вернее, в плохие приметы не верю. Если посуда бьётся к счастью, то пусть и разбитое зеркало притянет хорошести. Одну оно уже принесло фактом своего разбития. Без большого зеркала я не могу. Значит – будет новое. Ещё лучше, изящнее, красивее.
Конечно, этот пост отнюдь не гимн разбитым зеркалам. Просто когда на полу лежали осколки, то немедленно пришёл на ум Пикассо. Его портрет Амбруаза Воллара.
Эту картину приобрёл Иван Абрамович Морозов для своей коллекции. Кубизм Морозов не понял и не принял. Купил портрет знаменитого торговца картинами и антиквариатом, потому что обнаружил поразительное сходство с дельцом, у которого, кстати сказать, приобретал множество картин для своей коллекции. Сергей Иванович Щукин отнёсся к экспериментам Пабло сначала с сожалением. “Какая потеря для искусства”, – воскликнул он. А потом подумал, постояв перед полотном “Дама с веером”, сказал: “Наверное всё же прав он, а не я”. И приобрёл картину.
Повесил её в том месте своего особняка (на Знаменке, сейчас здание принадлежит Минобороне), где проходил чаще всего, в узком проходе между гостиной и спальней. И однажды физически ощутил на себе взгляд с картины. После этого всё, что было сделано до кубизма, показалось Сергею Ивановичу скучным, бледным и пресным. С кубизмом в широком смысле я знакома плохо. Видела только то, что хранится у нас в Москве. Пикассо. В новой Третьяковке собственно кубизма немного. Малевич – это не кубизм. Это другое. И интересно то, что со мной произошло тоже, что и с Сергеем Ивановичем. Мне не совсем приятно было заходить в ту часть ГМИИ, где выставлен кубизм Пикассо (и одно полотно Жоржа Брака). Но это поначалу. Сейчас просто не могу дождаться, когда наконец доведу туда свою публику. Там я немного комментирую картины и бросаю группу, даю время погулять по музею. А сама остаюсь в этой части коллекции. Сижу перед “Девочкой на шаре”. А потом опять перехожу в зал со “Скрипкой”, “Дамой с веером”, стою перед Волларом. Кому интересно, тут подробности. А я хочу в Зазеркалье. С недавних пор стала замечать, как притягательны бывают отражения. В окнах.
В воде.
В витринах. От таких панорам трудно оторваться. Особенно, когда есть возможность побыть с Зазеркальем наедине. Возникает какое-то мистическое чувство. Как будто ты на самой границе и тебе нужно решить, пересекать её или нет. Там, в Зазеркалье, всё как у нас. Только правое становится левым, деревья растут не вверх, а вниз,
а облака плывут не по воздуху, а по воде.
И ты, как завороженный, смотришь на существующий в другом измерении мир. В который, если вступить, то уже не вернёшься. Он существует сам по себе, только лишь изредка выступает на поверхность того, чьим отражением является.
Он как магнитом манит тебя туда. Иллюзорностью и спокойствием. Насыщенностью и интенсивностью цвета. Кажущейся реальностью. Точной копией осмелившихся подойти ближе. Он и тебя без зазрения совести продублирует и выдаст чёткий отпечаток.
И разобьётся вдребезги, от проплывающей лодки, брошенного камня, порыва ветра. А ты потом ещё долго будешь помнить это Зазеркалье. Искать его глазами, приглядываться, вспоминать, размышлять.
Оно шагнёт тебе навстречу. Как будто и не уходило никуда. И покажется никаким не мистическим. А своим, домашним, прирученным.
И только подует ветерок, разбудит рябь на прудике, ты придёшь на следующее свидание, а твоё Зазеркалье не дождалось. Разбилось и уплыло в свою неведомую страну.
