Романтический реализм. Тематика советской живописи (II)

Романтический реализм. Окончание. Начало в статье “Тематика советской живописи”.

Ввысь. Романтический реализм

Этот светлый, романтичный раздел выставки «Романтический реализм» посвящён чуду воздухоплавания. Точнее – чуду жизни вообще. Картины Лабаса – бесконечное любование свежестью юного умытого мира и невесомыми, ещё безгрешными, не до конца оформившимися новыми людьми, счастливыми от того, что они легко преодолели земное притяжение. Здесь всё точно с иголочки, только что вылупившееся, наивное и трогательное в своей чистоте.

Торжество безоблачной реальности – сегодня и всегда – ещё яснее чувствуется в работе ученика Филонова, живописца Купцова, чей дирижабль парит среди аэропланов, демонстрируя эстетическую ценность машин.

Кадром кинохроники выглядит преображённые новой цивилизацией просторы у Цветкова. И хотя под его картиной – самой поздней в этом разделе выставки – стоит зловещая дата 1937, все в ней дышит неподдельной верой в чудо, ощущением причастности к прогрессу и искренним энтузиазмом в представлении лучшего, что происходит со страной.

Новый человек, новое тело

Спорт, физкультура – явления в конце XIX – начале XX века модные, но не массовые – Советскую власть интересовали серьёзно. В 1918 году руководство физической подготовкой трудящихся официально поручено ведомству культуры. Молодой стране нужны сильные, выносливые, физически крепкие граждане: «Рабы, разгибайте спины и колени! Армия пролетариев, встань стройна!» Возникают культ здоровья, культ тела, развитию которых способствуют появление выходных дней и отпусков. Кроме того, в первые послереволюционные годы в России уживаются одновременно чрезвычайная сексуальная раскрепощённость и пуританизм. Представленные в этом разделе «Романтического реализма» произведения относятся к 30-м годам, когда уже победили идеи социалистической аскезы и деэротизации общества. Поэтому, здесь человек – почти бесплотная сущность. Особенно хорошо это видно на полотнах Дейнеки «Утренняя гимнастика» и «Эстафета», где изображены не вполне люди, скорее – отрывающиеся от земли формулы людей.

Или чистые эмоции – как на полотне «Киров принимает парад физкультурников».

Даже реалистичная упитанная «Спортсменка с цветами» Самохвалова словно бы парит в воздухе.

На картине «В Севастополе» написанной, когда со всех прочих аспектов советского мифа уже сдёрнута романтическая дымка, а эротические аллюзии находятся под запретом, люди будущего – дети, твёрдо стоят на земле и держатся за парапет, в то время как соблазнительная фигура взрослой женщины зависла между настоящим и прошлым.

Праздники и встречи

Время трудовых побед и настоящего энтузиазма породило не только новую страну и новых героев, но и новые праздники, новые способы времяпрепровождения. Внутрисемейная или внутрицеховая камерность уступила место массовости, уединение – единству. За всё берутся, как в общине – миром. Миром чествуют героев, торжествуют, подписываются на заём, решают, кто здесь свой – словом, общественный интерес выше личного.
Эстетика массового триумфа становится, в основном, имперсональной – в «Демонстрации» Бродского лиц не разобрать (всего четырьмя годами раньше он тщательно выписывал массовку на «Празднике Конституции»), в эскизе мозаики Дейнеки лица неважны. Народ превращается в «трудовую массу».

Другое дело – «Встреча артистов театра им. К.С.Станиславского с летчиками» Ефанова.

Жанровые полотна претендуют на точность репрезентации, а поэтому вызывают дополнительное доверие зрителя, главный запрос которого по отношению к искусству – правдивость.

На восток. Романтический реализм

Мечты о сказочном Востоке – относительно недавно присоединенным к империи Закавказью и Туркестану, – взлелеянные романтиками Золотого века литературы, героями Кавказский войн, Туркестанских походов и Тянь-Шанских экспедиций, поддержали современников Серебряного века и натолкнули на спасительные открытия. Исполненный витиеватых аллюзий язык народов, населяющих юго-восточные окраины России, оказался единственной для многих литераторов, прижатых Советской властью к ногтю, возможностью самовыражаться. От догм соцреализма Пастернак, Ахматова, Тарковский, Заболоцкий и другие, лишенные права печататься поэты, укрылись в переводах персидских, узбекских, туркменских, азербайджанских и прочих, прежде неведомых европейцам, опусов, художники тоже нашли на Востоке надежное убежище задолго до того, как эшелоны с эвакуированными во время Великой Отечественной войны превратили на несколько военных лет хлебный Ташкент в культурную столицу СССР. Советская идеология довлела и там, за Кавказским хребтом и в песках Средней Азии, но, прикрываясь самобытностью, экзотикой и национальным темпераментом, живописцы могли удариться в фовизм, скрестить виденных в юности Матисса и Сезанна с закавказской реальностью или переместить сюжеты средневековых европейских миниатюр на Туркестанскую почву. Экспрессионистские хлопковые мадонны Волкова,

постимпрессионистские пейзажи и натюрморты Сарьяна

неподготовленному зрителю слали горячий братский привет и поддержку из (будто бы) сытых и вечно солнечных краёв – то есть честно выполняли госзаказ. А просвещенные зрители видели в кавказских и среднеазиатских художниках героев эстетического сопротивления, нонконформистов, променявших удобства столичной жизни на свободу слова и дела.

Территория счастья

“Насаждение идеи единого всеобщего счастья – важная пропагандистская задача. В какие бы обстоятельства не помещали своих героев литераторы и кинематографисты, призванные транслировать образ рая, схема развития событиях и характеров одна: преодоление трудностей, короткая передышка и взгляд в будущее, полное сбывшихся надежд. Связь с действительностью очень условна, происходящее здесь и сейчас – неважно. Голод и лишения значения не имеют, потому что “через четыре года здесь будет город-сад”. Реальные люди живут, будто начерно, во имя великой идеи рая для всех потом, в будущем. Но предчувствие этого будущего уже здесь. “Как хорошо жить в Советском Союзе!” И рай на самом деле уже есть, это не библейский Эдем, а залитый солнцем косогор, по которому бегут полные сил купальщицы Дейнеки.

Это холм и зелёно-голубые просторы, где мечтают влюблённые Петрова-Водкина.

Это пионерлагерь, где радуются лету крепкие подростки Кончаловского.

Наличие коллектива – жизнь “перед лицом своих товарищей”- важная составляющая коммунального быта и счастья. В одиночестве простой советский человек может чувствовать себя полноценным, пожалуй, только во сне. Где сон – там мир.

В пережившей столько потрясений за три десятилетия стране отсутствие войны – показатель счастья. А территория счастья – повсюду, где есть солнце, простор, тишина. И недремлющее око справедливой власти, охраняющей покой своих сограждан, подобно фигурке красноармейца за плечом кормящей матери Редько.

Архитектурная утопия

Полностью отказавшиеся от частного – собственности, пространства – прекрасные, мускулистые люди, которым посчастливилось жить при Коммунизме, будут нуждаться в огромных дворцах с библиотеками, залами для собраний и торжественных встреч, обсерваториями, бассейнами, стадионами, аэродромами. Основная идея триумфальной эстетики первых станций московского метро – та же. Подземные чертоги как доказательство того, что всё лучшее и технически совершенное в стране принадлежит сразу всем и никому в отдельности.

Тщательно проработанные эскизы, предназначенные исключительно членам худсовета, выполнены так, будто в любой момент их может затребовать Верховный Зодчий. Который, кстати, действительно иногда вникал в архитектурные работы. Что, наряду с существованием подробных планов зданий будущего, бесспорно доказывало, что советская мечта сбудется совсем скоро.

Герои

Расцвет портретного жанра в СССР пришёлся на середину 1930-х годов. К тому времени соцреализм почти вытеснил со сцены все прочие художественные методы – стремительно приобщающийся к культуре новый человек нуждался в буквальном воспроизведении действительности, без затей и лишних аллюзий.
Главной темой в искусстве становится преображение страны, героем – человек из народа, основной интонацией – настойчивый оптимизм. Появляются портреты – картины: бежит по лесу на лыжах и в будённовке не чуждый человеческих радостей маршал Ворошилов,

поднимает рюмку за щедро накрытым столом бонвиван «красный граф» Толстой.

И портреты-типы: красноармейцы, спортсмены, делегаты, колхозники, метростроевцы, рабфаковцы, значкисты ГТО – лучшие люди Родины.

Наивному, ждущему встречи с прекрасным зрителю помимо лиц передовиков из соседней бригады, нужны герои для любования, вроде ангелоподобной арфистки Дуловой.

И для подражания – не небожители, но улучшенные «мы»: мудрый «буревестник революции» Горький,

всезнающий нарком тяжёлой промышленности Орджоникидзе или застёгнутый на все пуговицы проницательный художник Грабарь.

Великая война

“Скорбь, ужас, благодарность, гордость, невыносимость утрат и другие очень личные переживания связаны у каждого советского человека с Великой Отечественной войной. Из частных воспоминаний живых людей советская идеология лепила образ “народа-победителя” и “народа-страстотерпца”, гордящегося не столько отвоеванным миром, сколько стигматами и размахом пережитых лишений.
В противовес этой линии, военный раздел выставки “Романтический реализм” – интимное, скрытое от суеты пространство, своего рода алтарь, где крупномасштабные полотна обращены не к “широким массам”, но к каждому зрителю лично. Военная тема представлена пятью библейскими сюжетами: небесный заступник, Давид и Голиаф, невинная жертва, святое воинство и Благая весть. Это, несовместимое с официальным советским богоборчеством заимствование не случайно. С началом войны прекратились массовые гонения на церковь. Приходы жертвовали серьёзные средства в Фонд обороны – на деньги православных удалось снарядить танковую колонну и эскадрилью.

Социалистический реализм взял в оборот библейские сюжеты и иконографию, и стена между духовным искусством и советским в какой-то момент стала совершенно прозрачной.

Поэтому не удивительно, что к 700-летию битвы на Чудском озере Корин пишет не портрет Александра Невского, но икону. В образе благоверного князя с лицом актера Черкасова из фильма Эйзенштейна, потомственный иконописец Корин соединяет канонические изображения Дмитрия Солунского и заступников Русской земли Бориса и Глеба.

“Мать партизана” Герасимова – блаженная, безоружная баба на пути армии Голиафов.

Невинно убиенный пастушок Пластова – недосмотренный Отцом Исаак, смерть которого требует отмщения.

По легенде, Сталин будто бы привёз картину Пластова в Тегеран, и потрясённые Рузвельт и Черчилль стали сговорчивее в вопросе открытия второго фронта. Грандиозная “Оборона Севастополя” Дейнеки – попирающее смерть необоримое Воинство Света.

И, наконец, совершенно реалистичное, казалось бы, “Письмо с фронта” Лактионова (всю жизнь дружившего с иконописцами) Благой вестью осеняет лица своих читателей: курится папиросный фимиам, светятся нимбы детей, светится само письмо, преображается жизнь.

Первая часть.

Материал для статьи взят из брошюры “Выставка Романтический реализм. Советская живопись 1925-1945”

Приглашаем на авторские экскурсии по Москве:
Экскурсовод в Москве
Экскурсии по Москве и Подмосковью
Пешеходные экскурсии по Москве
Частный гид-переводчик в Москве
Экскурсия в Новодевичий монастырь