Коронации в Реймском соборе

Коронации в Реймском соборе
«Городские ворота Реймса,

украшенные королевскими гербами, выкрасили заново. Вдоль улиц растянули яркие драпировки, ковры и шелка – впрочем, те самые, что и полтора года назад в честь коронования Людовика X, –
так начинается у Мориса Дрюона, в книге «Негоже лилиям прясть», описание коронации в Реймском соборе Филиппа V Длинного, состоявшееся в Реймском соборе
в 1317 году (для сравнения – это время правления нашего Юрия Даниловича, сына Даниила Московского и отца Ивана Калиты). – Возле дворца архиепископа [на фото слева от собора]

спешно возвели три деревянных зала: один для королевского стола, другой для стола королевы и третий для вельмож, чтобы было где попировать всему двору.

Реймские горожане, вынужденные раскошеливаться по случаю коронации, считали, что получается чересчур уж накладно.
– Если короли так часто начнут помирать, – говорили они, – и если каждый год нам выпадет честь короновать нового, нам самим скоро придется обедать раз в год, да и то продав с себя последнюю рубашку! Да, дорого обошелся нам Хлодвиг, решив принять христианство в Реймсе! Если какому-нибудь другому городу так уж захочется приобрести у нас склянку с миром, мы дорожиться не станем.

Но отцов города одолевали не только денежные заботы, надо было достать в разгар зимы припасы, необходимые для пиршества, да еще в огромном количестве! Реймским горожанам вменялось в обязанность поставить восемьдесят два быка, двести сорок баранов, четыреста двадцать пять телят, семьдесят восемь свиней, восемьсот зайцев и кроликов, восемьсот каплунов, тысячу восемьсот двадцать гусей, более десяти тысяч кур и сорок тысяч яиц, не говоря уже о бочонках с осетриной, которые доставлялись из Малина, о четырех тысячах раков зимнего улова, а там еще семга, щуки, лини, лещи, окуни и карпы, три тысячи пятьсот угрей, предназначенных для изготовления пятисот паштетов. Уже припасено было две тысячи сыров, и реймсцы в душе лелеяли надежду, что трехсот бочек вина, – слава богу, хоть вино производилось здесь, на месте! – хватит, дабы утолить жажду гостей, намеревавшихся пировать в Реймсе три дня, а то и более…
С утра до вечера кондитеры возводили крепости из миндального теста, окрашенного в цвета Франции.

Позвольте, а как же горчица? В том-то и дело, что горчицу не успели доставить. А требовалось ее ни больше и ни меньше, как тридцать один сетье. Кроме того, не будут же гости есть с ладони. К великой досаде устроителей, пятьдесят тысяч деревянных мисок, оставшихся от предыдущего коронования, продали за смехотворно низкую цену; гораздо разумнее было бы их хорошенько помыть и спрятать про запас. А что касается четырех тысяч кувшинов, то их разворовали или разбили.

Для коронации в Реймском соборе белошвейки, не разгибая спины, подрубали скатерти, на которые пошло две тысячи шестьсот локтей полотна. И уже сейчас ясно было, что расходы на коронацию обойдутся городу в круглую сумму – примерно в десять тысяч ливров.

Но, откровенно говоря, жители Реймса при всех этих тратах все же надеялись извлечь из предстоящих празднеств немалую выгоду, так как на коронование обычно собиралось множество купцов – ломбардцев и евреев, плативших городу налог за право торговли.

Подобно всем королевским празднествам, коронование протекало в шумной атмосфере кермессы. В такие торжественные дни народ беспрерывно угощали различными зрелищами и увеселениями, и посмотреть на них съезжались издалека…
Новый король выбрал себе в качестве резиденции архиепископский дворец,

перед которым круглые сутки толпились зеваки, надеясь узреть земных владык или поахать при виде обитой алым бархатом кареты королевы.»
Вдохновленная этим красочным описанием, я решила отправиться в Реймс, увидеть все своими глазами и дофантазировать. А по дороге в поезде прочитала лекцию по французской истории случайной попутчице – француженке, направлявшейся туда же, чтобы помочь дочери с переездом.
– Я никогда не читала Мориса Дрюона, – призналась моя соседка по вагону. – О чем там? Расскажите.
– Все начинается с Филиппа Красивого. Он решил разделаться с Орденом тамплиеров, обвинив их в ереси, и один из лидеров тамплиеров перед казнью проклял весь его род. И вот короли начинают умирать один за другим. Сначала сам Филипп, потом его сын Людовик X – он был отравлен.
– Да что Вы! Надо же!
– А потом отравили и его сына, родившегося уже после смерти отца – младенца Иоанна I.
– О Боже! Ай-яй-яй!
– Вернее, все думали, что отравили маленького короля, а на самом деле его подменили, и погиб простой мальчик, а короля спрятали в деревне.
– Что Вы говорите! Как интересно!..
Но вот я, повторившая в том числе и для себя прочитанную историю, стою перед входом в знаменитый собор.

Не буду много писать о его истории и архитектуре – ведь он уже так подробно и так великолепно описан в статье Татьяны и Петра Пашковых! Ограничусь лишь краткой справкой, основываясь на старых путеводителях, которыми до сих пор пользуюсь. Собор был возведен на месте деревянной церкви, где в 498 году принял христианство король Хлодвиг.

Строительство его началось в 1211 году и закончилось столетие спустя, согласно первоначальному плану архитектора Жана д’Орбэ. Такой недолгий срок сказался на чистоте и единстве стиля. Башни главного фасада были завершены в XV веке – сегодня их, как впрочем, и весь собор, можно видеть из многих мест города.

Во время бомбардировок 1914 года в здание собора попало двести восемьдесят семь снарядов, вспыхнувший пожар нанес ему большой ущерб. Реставрация продолжалась до 1938.

А еще хочу привести слова Льва Любимова, автора очень любимой мною серии книг по истории искусства: «Реймский собор… вместе со столь же прославленным Шартрским собором – вершины французской зрелой готики и, значит, всей французской готической архитектуры. Как и в парижском соборе Нотр-Дам, главный фасад — в три яруса, с ажурной розой посередине и двумя мощными башнями.

Но здесь вертикаль легко и в то же время торжественно главенствует над горизонталью, ярусы почти стушевываются, и стена безоговорочно капитулирует перед грандиозным остовом тончайшей, хочется сказать филигранной, архитектуры, которая устремляется ввысь стройно, ясно, без всякого напряжения. И все тут не только величаво, но и нарядно, изящно, с полным выявлением исконной для галльского разума внутренней логики и чувства меры. Легкая ажурная громада — синтез зодчества и ваяния, праздничная симфония стрельчатых арок, колонн и цветущего, сказочно великолепного скульптурного убранства…»

Скульптуры XIII века, украшающие фасады собора, отличаются своей реалистичностью. Центральный портал посвящен Богоматери, правый – Христу и его предшественникам.

Левый портал украшают фигуры ангелов, в том числе знаменитый «Улыбающийся ангел» – самый правый в левой части, почти над входом, по диагонали.

Но прежде, чем воспользоваться входом и очутиться внутри, оглядимся еще немного по сторонам. Справа от собора, на площади Кардинала Люсона – тот самый Архиепископский дворец, теперь уже бывший, что служил резиденцией Филиппу Длинному.

Здание, которое мы видим сегодня, относится к XVII веку – от старого осталась лишь капелла XIII века и большой зал дю То XV-го: в нем проходили пиршества после церемонии коронации в Реймском соборе, а сегодня расположен музей-сокровищница собора.

В нем выставлена монументальная скульптура из собора, шпалеры, потир епископа и политического деятеля св. Реми, крестившего Хлодвига, талисман Карла Великого, атрибуты коронации Карла X.
А чуть левее входа в собор – конная статуя Жанны д’Арк.

Вот так победно въехала Орлеанская дева в Реймс.

Иоанна д’Арк, с победою до Реймса
Дошла ты — стой! не дале!..
Смотри же, там сияют башни Реймса;
Туда твой путь; ты видишь, блещет купол
Соборныя величественной церкви —
В нее вступить ты можешь с торжеством,
В ней увенчать монарха, свой обет
Исполнить, но… Иоанна, не входи
В ту церковь; мне поверь и возвратись,

– напишет романтик Фридрих Шиллер. Но почему «не дале»? Почему не входить в церковь? Видимо, это было начало конца: вскоре после коронации в присутствии Жанны 17 июля 1429 года обязанный ей своей короной Карл VII отречется от своей спасительницы, предаст ее.
Но пока Жанна-победительница, не слушая предостережений, торжественно вносит знамя в собор.

… все готово;
Король тебя зовет: в ряду вельмож,
Ближайшая к монарху, ты должна
Пред ним нести святую орифламму…
Он признает и хочет всенародно
Перед лицом всей Франции признать,
Что лишь тебе одной принадлежит
Вся честь сего торжественного дня…
Это знамя
Носила ты в сраженье; им должна ты
И торжество победное украсить.

Войдем, наконец, и мы внутрь, под высокие своды – пусть скромно и не со знаменем, а с фотоаппаратом.

И вновь окажемся во временах Филиппа Длинного:
«По торжественному церемониалу король после вечерней трапезы в сопровождении придворных и капитула должен был отправиться в собор, чтобы сосредоточиться мыслями и помолиться. Церковь была уже готова к приему высокого гостя, стены задрапированы, сотни свечей зажжены и перед хорами воздвигнут большой помост…
– Светские пэры, члены королевской фамилии и высшие сановники разместятся на помосте, – пояснили ему. – Коннетабль будет находиться при вас, а канцлер по другую сторону, около королевы. Трон напротив вашего трона предназначен для архиепископа Реймского, а скамьи, расставленные вокруг главного алтаря, отведены для пэров церкви…»
На другой день
«Филипп в длинном одеянии пурпурного бархата уже возлежал на парадном ложе, украшенном гербами Франции, и, сложив на груди руки, ждал епископов, которые поведут его в собор… Дверь распахнулась, епископ Лангрский и епископ Бовэзский вошли в королевскую опочивальню в митрах, с ковчежцами на шее. Они приблизились к ложу, помогли королю встать на ноги, окропили его святой водой и, когда он преклонил колена на шелковый квадратный коврик, прочитали над ним молитву. Затем Адам Эрон возложил на плечи Филиппа плащ из пурпурного бархата, такой же, как и его одеяние… Они спустились среди золотых крестов, горящих свечей и ладана на улицу, где уже ожидала свита во главе с королевой. Процессия двинулась пешком к собору.
Приветственные клики неслись по пути следования короля… На паперти собора процессия остановилась, снова прочитали молитву, затем под рев органа Филипп проследовал в неф, к алтарю, к высокому помосту, к трону, на который он сел теперь без колебаний. И сев, первым делом указал королеве место, уготованное справа от трона.
Собор был битком набит. Со своего места Филиппу было видно лишь море корон, торсов и плеч, расшитых золотом и усеянных драгоценностями, жирная позолота риз, переливавшихся в мерцании свечей. Словно некий звездный полог расстилался у его ног…
Архиепископ Реймский, Робер де Куртенэ, с трудом поднялся в своем тяжелом облачении с трона, стоявшего напротив королевского; Филипп последовал его примеру и распростерся перед алтарем…
Камергеры сняли с короля одежду. Филипп Длинный стоял перед алтарем совсем раздетый, если не считать двух рубах, надетых прямо на голое тело, одна на другую, – из тонкого полотна и из шелка, – причем обе с большим вырезом у шеи и под мышками. Прежде чем короля облекали властью, ему вменялось в обязанность показаться перед сборищем своих подданных почти голым и, сверх того, как в данном случае, дрожавшим от холода.
Атрибуты власти были разложены в алтаре на аналое под охраной аббата из Сен-Дени, который и доставил их сюда. Камергер Адам Эрон принял из рук аббата длинные шелковые штаны, расшитые лилиями, и помог королю надеть их, так же как и туфли, тоже расшитые золотом. Затем Ансо де Жуанвилль, за отсутствием герцога Бургундского, прикрепил к ногам короля золотые шпоры и тут же их снял. Архиепископ благословил длинный меч, принадлежавший, по поверью, еще Карлу Великому, и повесил его на перевязи через плечо короля со словами:
– Accipe hunc gladium cum Dei benedictione… [Вручаю тебе меч сей с благословением господним… (лат.)]

Кончиком золотой иглы архиепископ взял из священного сосуда, который протянул ему аббат из Сен-Реми,частицу масла, посланного, по уверениям духовенства, с небес, смешал его пальцем с елеем, приготовленным в дискосе. Затем архиепископ помазал Филиппа на царство, коснувшись пальцем, смоченным в елее, его макушки, груди, спины и подмышек. Адам Эрон продернул шнурки в колечки и застегнул застежки на обеих рубахах. После окончания церемонии нижнюю, полотняную рубаху полагалось сжечь, ибо ее коснулся священный елей.
Король надел одежды, разложенные на алтаре: сначала камзол алого атласа с серебряной шнуровкой, затем тунику голубого атласа, унизанную жемчугом и расшитую золотыми лилиями, поверх нее мантию из той же ткани, а поверх еще широкий квадратный плащ, скрепленный на правом плече золотой пряжкой. С каждым новым одеянием Филипп чувствовал, как растет тяжесть, давящая на его плечи. Архиепископ помазал Филиппу руки, надел ему на палец королевский перстень, вложил в правую руку золотой скипетр, а в левую руку – символическую длань правосудия. Преклонив колена перед дарохранительницей, прелат наконец взял корону, а первый камергер тем временем начал вызывать присутствующих на церемонии пэров…
Архиепископ поднял тяжелый золотой обруч, украшенный спереди крестом, и наконец произнес долгожданные слова:
– Coronet te Deus [венчает тебя господь (лат.)].
Одному из пэров Франции полагалось взять корону и держать ее над головой короля, а всем прочим пэрам лишь прикасаться к ней чисто символически – пальцем… [Пэры] медленно повели Филиппа к трону.
Когда он опустился на трон и положил ноги на шелковую подушку, архиепископ снял митру и, поцеловав короля в уста, возгласил:
– Vivat rex in aeternum! [Да здравствует король во веки веков! (лат.)]
Все прочие пэры последовали его примеру и тоже провозгласили:
– Vivat rex in aeternum!»

Исторические и религиозные сцены, связанные с разными королями, изображены на западной стене собора.

Они обрамляют великолепные витражи, расположенные над входом.

Но об этом лучше подробно прочитать в статье Татьяны и Петра.
Витражи относятся в основном к XIII веку.

Пострадавшие во время Первой мировой войны, они были восстановлены в мастерской Жака Симона. Но есть в соборе и витражи современные, второй половины XX века, в том числе, выполненные Марком Шагалом.

На расположенном под другими современными витражами макете можно еще раз хорошенько рассмотреть все детали архитектуры, в том числе Галерею королей, протянувшуюся над главной розой, под башнями. Все они прошли коронации в Реймском соборе.

И внутри собора, в небольшой часовне в абсиде, тоже есть статуя Жанны д’Арк.

Она представляет Жанну во время коронации и исполнена Проспером д’Эпинэ в 1901 году специально для Реймского собора. Вначале она стояла на месте нынешнего конного памятника пред входом. Существует легенда, что на создание этой статуи скульптора вдохновила французская монахиня, которую он встретил в соборе св. Петра в Риме, во время молитвы. Доспехи Жанны выполнены из посеребренной бронзы, одеяние – из желтого сиенского мрамора, а инкрустированные королевские лилии – из ляпис-лазурита. Выражение лица из слоновой кости смиренно и возвышенно. Возвышенным же поэтическим описанием собора во время коронации, на которой присутствовала героиня, мне и хочется закончить рассказ “Коронации в Реймском соборе”.

Алтарь и храм блистают торжеством,
И зиждутся из ветвей пышны входы,
И гордый столб обвит живым венцом,
И гости ждут венчательного пира;
Готовы трон, корона и порфира.
И все горит единым вдохновеньем,
И груди всем подъемлет мысль одна,
И счастие волшебным упоеньем
Сдружило все, что рознила война;
Гордится франк своим происхожденьем,
Как будто всем отчизна вновь дана;
И с честию примирена корона;
Вся Франция в собрании у трона.

(Ф. Шиллер)

Автор статьи “Коронации в Реймском соборе” – Марина Кедреновская.
Путешествие в Реймс.
Каталог статей Марины Кедреновской.

Наши статьи по теме

Икона Максима Блаженного в Покровском соборе Мономахов трон в Успенском соборе Кремля Четырёхчастная икона в Благовещенском соборе Икона “Александр Свирский в житии” в Успенском соборе Московского Кремля