Д’Артаньян в Париже. Наша экскурсия по следам мушкетёров продолжается.
И вот я привожу своих воображаемых туристов – московскую семью, в которой мальчик как раз читает роман Дюма по первому разу – в квартал, где жили верные друзья.
«Дружба, связывающая этих четырех людей, и постоянная потребность видеться ежедневно по нескольку раз – то по поводу какого-нибудь поединка, то по делу, то ради какого-нибудь развлечения – заставляли их по целым дням гоняться друг за другом. Всегда можно было встретить этих неразлучных, рыщущих в поисках друг друга от Люксембурга до площади Сен-Сюльпис или от улицы Старой Голубятни до Люксембурга.»
Сегодня это тихий патриархальный квартал. Альфонс Доде говорил, что здесь чувствуешь себя не в Париже, а в каком-нибудь провинциальном «религиозном» городе. А Дюма писал: «Тогда, как и теперь, в квартале, прилегавшем к Люксембургскому дворцу, спать укладывались рано.»
Площадь названа по стоящей на ней церкви. Во времена «Мушкетеров» на месте нынешней стояла другая, построенная в XIII веке в честь епископа VII столетия святого Сюльписа. Площади как таковой не было – все улицы, которые сейчас расходятся от нее, подходили к самой церкви. Рядом находилось кладбище.
К середине XVII века первая церковь оказалась слишком мала, чтобы вмещать постоянно растущий приход, и была разрушена. Тогда же началось и строительство нынешней – первый камень был заложен Анной Австрийской в 1646 году. Строительство продолжалось 134 года. Основная часть здания была сооружена в первой половине XVIII века, фасад завершен в 1745 архитектором Сервандони. Позже была возведена южная башня. Возведена, да не совсем – она так и осталась недостроенной. Высота ее 68 м.
Законченную 73-метровую северную башню украшают статуи евангелистов.
Башни имеют разный вид, так как строились разными архитекторами. У входа мало ступенек – это объясняется тем, что во время строительства перед самой церковью еще проходила улица Феру.
Интерьер Сен-Сюльпис – один из самых больших церковных интерьеров Парижа (110 х 56 м, высота – 33 м). Он украшен росписями на библейские и мифологические темы работы Эжена Делакруа, трудившегося над ними до конца жизни. В церкви состоялась свадьба революционера Демулена – организатора взятия Бастилии, свидетелем со стороны жениха был Робеспьер. За три дня до 18 брюмера (1799 год) в ней был дан банкет на семьсот приглашенных в честь генералов Бонапарта и Моро. За церковью, в доме №2 по улице Сен-Сюльпис, на углу с улицей де Турнон, находилась гостиница Шатийон, где с 1827 по 1830 год жил Бальзак.
Оформление площади началось в XVIII веке при Сервандони и завершилось в середине XIX. Тогда же в центре ее установили фонтан скульптора Висконти, украшенный статуями четырех проповедников: Боссюэ, Фенелона, Флешье и Массийона, а также символами епископской власти и львами.
По первоначальному замыслу площадь должны были окружать одинаковые здания, построенные по образцу дома №6, но план этот осуществлен не был.
Сен-Сюльпис очень любил Анатоль Франс. На углу улицы Канет и площади есть Кафе Мэрии (Сafe de la Mairie), издавна пользующееся популярностью у молодых литераторов как место, способствующее вдохновению. Считается, что вид церкви успокаивает, а вид фонтана «оживляет воображение». Кафе особенно любили сюрреалисты. В доме напротив храма живет или, по крайней мере, жила Катрин Денёв.
От площади мы идем по улице Старой Голубятни (rue du Vieux Colombier). Чувствуете? Уже слышатся звуки детства! Улица существует с XIII века: рядом с ней действительно находилась голубятня аббатства Сен-Жермен-де-Пре, которой она и обязана своим названием, полученным в XVII веке. Тогда-то на ней и стоял знаменитый своими утренними приемами особняк г-на де Тревиля, капитана королевских мушкетеров, к которому, едва приехав в Париж, отправился д’Артаньян.
«Кроме утреннего приема у короля и у кардинала, в Париже происходило больше двухсот таких «утренних приемов», пользовавшихся особым вниманием. Среди них утренний прием у де Тревиля собирал наибольшее число посетителей. Двор его особняка… походил на лагерь уже с шести часов утра летом и с восьми часов зимой. Человек пятьдесят или шестьдесят мушкетеров, видимо сменявшиеся время от времени, с тем чтобы число их всегда оставалось внушительным, постоянно расхаживали по двору, вооруженные до зубов и готовые на все. По лестнице… сновали вверх и вниз просители, искавшие каких-нибудь милостей, приезжие из провинции дворяне, жаждущие зачисления в мушкетеры, и лакеи в разноцветных, шитых золотом ливреях, явившиеся сюда с посланиями от своих господ. В приемной, на длинных, расположенных вдоль стен скамьях сидели избранные, то есть те, кто был приглашен хозяином. С утра и до вечера в приемной стоял несмолкаемый гул, в то время как де Тревиль в кабинете, прилегавшем к этой комнате, принимал гостей, выслушивал жалобы, отдавал приказания и, как король со своего балкона в Лувре, мог, подойдя к окну, произвести смотр своим людям и вооружению… У г-на де Тревиля собиралось самое лучшее общество – сплошь противники кардинала, кстати сказать.»
На этой же улице Дюма поселил и Портоса.
«Портос занимал большую и на вид роскошную квартиру на улице Старой Голубятни. Каждый раз, проходя с кем-нибудь из приятелей мимо своих окон, у одного из которых всегда стоял Мушкетон в парадной ливрее, Портос поднимал голову и, указывая рукой вверх, говорил: «Вот моя обитель». Но застать его дома никогда не удавалось, никогда и никого он не приглашал подняться с ним наверх, и никто не мог составить себе представление, какие действительные богатства кроются за этой роскошной внешностью.»
В реальности в середине XVII века на улице жил Никола Буало, у которого регулярно, три раза в неделю, собирались Мольер, Расин и Лафонтен. Они устраивали вкусные, обильные и веселые ужины, за которыми читали свои произведения, говорили о театре и поэзии. Если считалось, что кто-то в чем-то виноват перед остальными, его наказывали – заставляли читать вслух отрывок из поэмы «Девственница» их посредственного современника Шаплена. Размер отрывка определялся степенью вины. Целая страница приравнивалась к смертной казни.
С чем-то подобным я столкнулась и в наши дни, когда мои дети были в летнем лагере: если кто-то из школьников был замечен в употреблении нецензурных слов, вожатые заставляли его читать оду Державина. Впрочем, подобие это относительное: я глубоко уважаю Гавриила Романовича и уж тем более не считаю его посредственностью.
Театральные традиции улица сохранила: в доме № 21 в 1913 году открылся театр «Старой Голубятни». В 1917 Гийом Апполинэр выступил в нем с лекцией о новом искусстве. С 1924 и до войны здесь был кинотеатр, а после войны здание вновь стало театром. Сейчас это малая сцена «Комеди Франсэз», на которой идут современные пьесы.
С улицы Старой Голубятни мы сворачиваем налево на rue de Rennes, потом еще раз налево на rue Cassette. Улица Кассет известна с XV века, стоящие на ней дома №№ 18, 20 и 22 были построены в конце XVII монастырем Дешо для сдачи внаем. По rue de Vaugirard мы подходим к монастырю (№№ 58-60).
Здесь была назначена дуэль: д’Артаньян против Атоса. Атос привел в качестве секундантов Портоса и Арамиса. Дуэль закончилась настоящим боем между мушкетерами и гвардейцами кардинала, давшим начало дружбе четырех мушкетеров.
Монастырь был основан в начале XVII века приехавшими из Италии монахами-кармелитами, почитавшими святую Терезу и ходившими босиком. Его название Couvent des Carmes-Dechaux (Dechausses) происходит от слова «разутые». Первый камень ныне существующей церкви был заложен Марией Медичи в 1613 году. Вид монастыря в XVII веке сильно отличался от описания, данного в романе:
«Это было заброшенное здание с выбитыми стеклами, окруженное бесплодными пустырями, в случае надобности служившими тому же назначению, что и Пре-о Клерк: там обыкновенно дрались люди, которым нельзя было терять время.»
Это описание больше соответствует тому, как выглядел монастырь во времена Дюма. В XVII же столетии он процветал, здания его были просты, но ухожены и все покрыты белой краской, блестящей, как мрамор. Эту краску называли «белой краской кармелитов»: секрет ее изготовления был известен только монахам. В монастырской аптеке был изобретен целебный настой мелиссы, так называемая «вода кармелитов», травы для которой выращивались в монастырском саду. Монастырю принадлежала немалая территория. Вокруг него действительно были пустыри, на которых монахи строили красивые особняки для сдачи внаем, как мы видели на улице Кассет. Впрочем, богатство монастыря не мешало его обитателям быть членами Ордена нищенствующих монахов.
В 1792 церковь была превращена в тюрьму, где содержалось более семисот человек. Кармелиты покинули монастырь. В XIX веке в нем были открыты духовные учебные заведения, и по сей день здесь находится Семинария Кармелитов.
От Дешо мы снова идем по улице Вожирар, но в противоположную сторону – к Люксембургского дворца. Это самая длинная улица в Париже – 4 км 360 м, проложенная на месте старой римской дороги.
На ней – сейчас под №50 – находился особняк де Ла Тремуля, перед входом в который происходит еще одна из ярких сцен романа – второе сражение мушкетеров с гвардейцами. Однажды утром
«Атос условился с Портосом и Арамисом отправиться в кабачок около люксембургских конюшен и поиграть там в мяч. Он пригласил д’Артаньяна пойти вместе с ними… К несчастью для д’Артаньян, среди зрителей оказался один из гвардейцев его высокопреосвященства. Взбешенный поражением, которое всего только накануне понесли его товарищи (у монастыря Дешо), гвардеец этот поклялся себе отомстить за них.»
В результате прямо здесь на улице начался сначала поединок между д’Артаньяном и Бернажу, а затем настоящий бой. На помощь гвардейцам из дома выбежали люди де Ла Тремуля, ибо Бернажу был родственником одного из них. На помощь д’Артаньян и мушкетерам прибежали их товарищи из дома де Тревиля.
«Получилась всеобщая свалка, но перевес был на стороне мушкетеров. Гвардейцы кардинала и люди де Ла Тремуля отступили во двор дома, едва успев захлопнуть за собой ворота, чтобы помешать противнику ворваться вместе с ними. Раненый Бернажу в тяжелом состоянии был уже до этого унесен в дом. Возбуждение среди мушкетеров и их союзников дошло до предела, и уже возникал вопрос, не следует ли поджечь дом в отместку за то, что люди де Ла Тремуля осмелились напасть на королевских мушкетеров. Брошенное кем-то, это предложение было принято с восторгом, но, к счастью, пробило одиннадцать часов. Д’Артаньян и его друзья вспомнили об аудиенции»,
которая была назначена им королем в двенадцать в Лувре.
После этого случая г-н де Тревиль имел в этом доме объяснение с г-ном де Ла Тремулем.
«Оба они были люди чести и большой души… Де Ла Тремуль, будучи протестантом, редко бывал при дворе и поэтому не принадлежал ни к какой партии…» Фамилия де Ла Тремуль известна во французской истории, дом № 50 так и называется – «Дом де Ла Тремуля».
В середине XVII века он принадлежал г-ну де Ла Вернь, чья дочь, родившаяся здесь же в 1634 году, стала писательницей мадам Лафайет, автором известного романа «Принцесса Клевская». А в соседнем доме № 48 в 1912 умер Масне.
Но вот и дом № 25, где жил Арамис. Над дверью «ветви клена, переплетенные густо разросшимся диким виноградом, образовывали плотный зеленый занавес». Арамис «жил в маленькой квартирке, состоявшей из гостиной, столовой и спальни. Спальня, как и все остальные комнаты, расположенная в первом этаже, выходила окном в маленький тенистый и свежий садик, густая зелень которого делала его недоступным для посторонних глаз».
Когда Дюма говорит, что дом Арамиса находился между улицами Кассет и Сервандони, он не прав только в одном: улицы Сервандони тогда не было и быть не могло, так как она носит имя архитектора XVIII века(!), строителя Сен-Сюльпис. До этого она называлась улицей Могильщиков – Дюма решил, что д’Артаньян будет жить именно здесь.
В этом же доме, тайно приезжая в Париж, останавливается сосланная в Тур герцогиня де Шеврез. Здесь ее часто и тоже тайно посещает Констанция Бонасье. Увидев впервые, как она стучит в окно этого дома, д’Артаньян решает, что она идет к его другу.
«Ну конечно, она стучится к Арамису!.. Вот оно что, господин лицемер! Знаю я теперь, как вы изучаете богословие!.. Ага, посетительницу ожидали! Сейчас раскроется ставень, и дама заберется через окно.»
Кстати, д’Артаньян с трудом видит «даму», так как дело происходит вечером.
«Уже два часа, как Париж погрузился во мрак, и улицы его начинали пустеть. Все часы Сен-Жерменского предместья пробили одиннадцать.»
Действительно, улицы того времени не освещались. Были попытки заставить жителей ставить по свечке на одно из окон каждого дома, но они не дали результата. Каждую ночь караульные находили на улицах примерно по пятнадцать трупов. В конце XVII века появилось «мобильное» освещение. На некоторых перекрестках можно было нанять за деньги специального человека, который проводил бы вас с восковым факелом до самых дверей. Затем разного вида свечи, а позднее – масляные фонари стали устанавливать на окнах, потом – подвешивать на фасадах домов, еще позже – на высоте пяти метров посередине улицы. Наконец, в первой половине XIX века на улицах появился газовый свет.
Недалеко от Арамиса жил и Атос: короткая улица Феру соединяет Вожирар с площадью Сен-Сюльпис, к которой мы практически вернулись.
«Атос жил на улице Феру, в двух шагах от Люксембурга. Он занимал две небольшие комнаты, опрятно убранные, которые ему сдавала хозяйка дома, еще не старая и еще очень красивая, напрасно обращавшая на него нежные взоры. Остатки былой роскоши кое-где виднелись на стенах этого скромного обиталища, например: шпага, богато отделанная и, несомненно, принадлежавшая еще эпохе Франциска I… Эта шпага долгое время составляла предмет вожделений Портоса. Он готов был отдать десять лет жизни за право владеть ею.»
На этой же улице был кабачок, где в начале романа гвардейцы, совершавшие обход, арестовали мушкетеров. Рассказ об этом д’Артаньян услышал, в первый раз придя в приемную г-на де Тревиля.
В доме № 11 некая мадемуазель Селест устроила гостиницу, известную в Париже своими строгими правилами. Говорили, что если в ней остановится священник, он может быть спокоен, что никаких искушений не будет. В 1871 году на улице Феру находилась редакция революционной газеты «Ателье», где Эжен Потье сочинил свой «Интернационал», о будущей популярности которого тогда еще никто не догадывался.
Параллельно улице Феру пролегает столь же короткая улица Сервандони, появившаяся в XV веке. С XVII по XIX она называлась улицей Могильщиков. На ней в доме галантерейщика Бонасье и жил д’Артаньян.
«Д’Артаньян вступил в Париж пешком, неся под мышкой свой узелок, и бродил по улицам до тех пор, пока ему не удалось снять комнату, соответствующую его скудным средствам. Эта комната представляла собой подобие мансарды и находилась на улице Могильщиков, вблизи Люксембурга.»
Дом №1 был построен на месте дома, где жили могильщики, работавшие на кладбище Сен-Сюльпис. В доме напротив в 1766 году умер архитектор Сервандони. В доме №14 привлекает внимание дверь XVIII века, украшенная барельефами: один из них изображает Сервандони, демонстрирующего план собора, другой – ребенка, слушающего рассказ или учащегося чтению.
Этот квартал упоминается и в романе Виктора Гюго «Отверженные», который я тоже обожала в юности: на улице Сервандони в первые годы Реставрации жил дед Мариуса г-н Жильнорман. На улице Феру находился салон баронессы де Т. – его посещал Жильнорман, Мариус тоже часто бывал там в детстве. С детства Мариус посещал и церковь Сен-Сюльпис. Его друг Мабеф в какой-то момент был там церковным старостой.
Пройдя по улице Феру до этой уже известной нам церкви, мы по Сервандони выходим снова на Вожирар, берем чуть влево и оказываемся перед Люксембургским дворцом.
Окончание есть…
