Константиново или…

Константиново.

поездка в “страну березового ситца, село Константиново”

От создателя фотопоэтического рассказа о Пушкиногорье нашего друга Александра aka ПРОДУКТ.

«Я все такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злаченые рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать».

“Я люблю родину.
Я очень люблю родину!”

Двадцать первого сентября (третьего октября н. ст.) 1895-го г. в селе Константиново Кузьминской волости Рязанского уезда Рязанской губернии в семье крестьян Александра Никитича Есенина и Татьяны Федоровны, урожденной Титовой, родился сын Сергей. День рождения Есенина совпал с 800-летием города Рязани. Во всех храмах Рязанщины звенели колокола, всюду шли народные гулянья.

Мать будущего поэта, Татьяна Титова, была выдана замуж помимо своей воли, и вскоре вместе с трехлетним сыном ушла к родителям. Затем она отправилась на заработки в Рязань, а Есенин остался на попечении бабушки и дедушки (Федора Титова), знатока церковных книг. Бабушка Есенина знала множество песен, сказок и частушек, и, по признанию самого поэта, именно она давала “толчки” к написанию им первых стихов.

С отличием закончив четырехклассное училище (1909) в Константиново, он продолжил обучение в Спас-Клепиковской учительской школе (1909-12), из которой вышел “учителем школы грамоты”.

После окончания Спасо-Клепиковского училища в 1912 Есенин вместе с отцом приезжают в Москву на заработки. В марте 1913 Есенин вновь отправляется в Москву. Здесь он устраивается помощником корректора в типографию И.Д.Сытина. Анна Изряднова, первая жена поэта, так описывает Есенина тех лет: “Настроение было у него упадочное – он поэт, никто не хочет этого понять, редакции не принимают в печать, отец журит, что занимается не делом, надо работать: “Слыл за передового, посещал собрания, распространял нелегальную литературу. На книги набрасывался, все свободное время читал, все свое жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думал, как жить…”. В декабре 1914 Есенин бросает работу и, по словам той же Изрядновой, “отдается весь стихам. Пишет целыми днями. В январе печатаются его стихи в газете “Новь”, “Парус”, “Заря”…”.

Ходит поэт и на занятия народного университета Шанявского – первого в стране учебного заведения, которое можно было бесплатно посещать вольнослушателям. Там Есенин получает основы гуманитарного образования – слушает лекции о западноевропейской литературе, о русских писателях. Тем временем стих Есенина становится все увереннее, самобытнее, порою его начинают занимать и гражданские мотивы (“Кузнец”, “Бельгия” и др.). А поэмы тех лет – “Марфа Посадница”,” Ус”, “Песнь об Евпатии Коловрате” – одновременно и стилизация под древнюю речь, и обращение к истокам патриархальной мудрости, в которой Есенин видел и источник образной музыкальности русского языка, и тайну “естественности человеческих отношений”. Тема же обреченной скоротечности бытия начинает звучать в стихах Есенина той поры в полный голос… Известно, что в 1916 в Царском Селе Есенин посетил Н.Гумилева и А.Ахматову и прочел им это стихотворение, которое поразило Анну Андреевну своим пророческим характером. И она не ошиблась – жизнь Есенина действительно оказалась и скоротечной, и трагичной…

Тем временем Москва кажется Есенину тесной, по его мнению, все основные события литературной жизни происходят в Петербурге, и весной 1915 поэт решает перебраться туда.

В Петербурге Есенин посетил А.Блока. Не застав того дома, он оставил ему записку и стихи, завязанные в деревенский платок. Записка сохранилась с пометкой Блока: “Стихи свежие, чистые, голосистые…”. Так, благодаря участию Блока и поэта С.Городецкого, Есенин стал вхож во все самые престижные литературные салоны и гостиные, где очень скоро стал желанным гостем. Стихи его говорили сами за себя – их особая простота в совокупности с “прожигающими” душу образами, трогательная непосредственность “деревенского паренька”, а также обилие словечек из диалекта и древнерусского языка оказывали на многих вершителей литературной моды завораживающее действие.

В конце 1915 – начале 1917 годов стихи Есенина появляются на страницах многих столичных изданий. Довольно близко сходится в это время поэт и с Н.Клюевым, выходцем из крестьян-старообрядцев. Вместе с ним Есенин выступает в салонах под гармошку, одетый в сафьянные сапожки, голубую шелковую рубашку, препоясанную золотым шнурком. Роднило двух поэтов действительно многое – тоска по патриархальному деревенскому укладу, увлечение фольклором, древностью. Но при этом Клюев всегда сознательно отгораживался от современного мира, а мятущегося, устремленного в будущее Есенина раздражали наигранное смирение и нарочито-нравоучительная елейность своего “друга-врага”. Неслучайно несколько лет спустя, Есенин советовал в письме одному поэту: “Брось ты петь эту стилизационную клюевскую Русь:  Жизнь, настоящая жизнь Руси куда лучше застывшего рисунка старообрядчества…”.
В разгаре Первая мировая война, по Петербургу расползаются тревожные слухи, на фронте гибнут люди: Есенин служит санитаром в Царскосельском военно-санитарном госпитале,

 

 

 

читает свои стихи перед великой княгиней Елизаветой Федоровной, перед императрицей.

Сначала в бурных революционных событиях Есенин прозревал надежду на скорые и глубокие преобразования всей прежней жизни. В эти же революционные годы, во времена разрухи, голода и террора Есенин размышляет об истоках образного мышления, которые видит в фольклоре, в древнерусском искусстве, в “узловой завязи природы с сущностью человека”, в народном творчестве.

Очень скоро Есенин понимает, что большевики – вовсе не те, за кого хотели бы себя выдавать. По словам С.Маковского, искусствоведа и издателя, Есенин “понял, вернее, почуял своим крестьянским сердцем, жалостью своей: что произошла не “великая бескровная”, а началось время темное и беспощадное…”.
В 1919 Есенин оказывается одним из организаторов и лидеров новой литературной группы – имажинистов. В имажинизме Есенина привлекало пристальное внимание к художественному образу, немалую роль в его участии в группе играла и общая бытовая неустроенность, попытки сообща делить тяготы революционного времени. Тягостное чувство раздвоенности, невозможность жить и творить, будучи оторванным от народных крестьянских корней вкупе с разочарованием обрести “новый град – Инонию” придают лирике Есенина трагические настроения. Я последний поэт деревни – пишет Есенин в стихотворении (1920), посвященному своему другу писателю Мариенгофу. Есенин видел, что прежний деревенский быт уходит в небытие, ему казалось, что на смену живому, природному приходит механизированная, мертвая жизнь. В одном из писем 1920 он признавался: “Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал… Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений”.

В то же время Есенин работает над поэмами Пугачев и Номах. В поэмах явственно звучит протест против современной Есенину действительности, в которой он не видел и намека на справедливость.

Осенью 1921 в Москву приехала знаменитая танцовщица Айседора Дункан. По воспоминаниям современников, Айседора влюбилась в Есенина с первого взгляда, да и Есенин сразу увлекся ею. 2 мая 1922 года Сергей Есенин и Айседора Дункан решили закрепить свой брак по советским законам, так как им предстояла поездка в Америку. Они расписались в загсе Хамовнического Совета. Когда их спросили, какую фамилию выбирают, оба пожелали носить двойную фамилию – “Дункан-Есенин”.

Супруги отправляются за границу, в Европу, затем в США. Поначалу европейские впечатления наводят Есенина на мысль о том, что он “разлюбил нищую Россию, но очень скоро и Запад, и индустриальная Америка начинают казаться ему царством мещанства и скуки. В это время Есенин уже сильно пьет, часто впадая в буйство, и в его стихах все чаще звучат мотивы беспросветного одиночества, пьяного разгула, хулиганства и загубленной жизни, отчасти роднящие некоторые его стихи с жанром городского романса. Недаром еще в Берлине Есенин пишет свои первые стихи из цикла Москва кабацкая. Эта страница жизни Сергея Есенина – самая сумбурная, с бесконечными ссорами и скандалами. Они много раз расходились и сходились вновь. О романе Есенина с Дункан написаны сотни томов. Делались многочисленные попытки разгадать тайну отношений этих двух таких не похожих друг на друга людей.

Брак с Дункан вскоре распался, и Есенин вновь оказался в Москве, не находя себе места в новой большевистской России. По свидетельству современников, когда он впадал в запои, то мог страшно “крыть” советскую власть. Но его не трогали и, продержав некоторое время в милиции, вскоре отпускали – к тому времени Есенин был знаменит в обществе как народный, “крестьянский” поэт. Несмотря на тяжелое физическое и моральное состояние, Есенин продолжает писать – еще трагичнее, еще глубже, еще совершенней.
5 марта 1925 года – знакомство с внучкой Льва Толстого Софьей Андреевной Толстой. Она была младше Есенина на 5 лет, в ее жилах текла кровь величайшего писателя мира. Софья Андреевна заведовала библиотекой Союза писателей. 18 октября 1925 года состоялась регистрация брака с С.А.Толстой. Софья Толстая – еще одна не сбывшаяся надежда Есенина создать семью. Вышедшая из аристократической семьи, по воспоминаниям друзей Есенина, очень высокомерная, гордая, она требовала соблюдения этикета и беспрекословного повиновения. Эти ее качества никак не сочетались с простотой, великодушием, веселостью, озорным характером Сергея. Вскоре они разошлись. В конце декабря 1925 Есенин приезжает из Москвы в Ленинград.

В ночь на 28 декабря в гостинице “Англетер” Сергея Есенина убили спецслужбы, инсценировав самоубийство.

http://esenin.niv.ru/esenin/bio/hronologicheskaya-kanva/hronologicheskaya-kanva.htm

«Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою»

Каждый раз, при возвращении с работы накануне забрезживших на горизонте свободных деньках ,появляется ощущение острого шила в пятой точке, и в голове аки одинокая рыбка в аквариуме начинает плавать мысль:
“Серебристая дорога,
Ты зовешь меня куда?”

На сей раз, словно зная о дефиците времени, дорога позвала в Рязанскую губернию, в край, где
” У стогов из сухой боровины
Шьет русалка из листьев обновы.
У ней губы краснее малины,
Брови черные круче подковы”.

Благо путь от дома прямой, с одним поворотом налево у поста ДПС ( “поперхнулся с перепужины” ) в местечке Рыбное (маскирующимся под Зеленинские дворики):
“В равнине, проложенной вехами,
Дорогу найдешь без труда…”

«По дороге лихо, бойко,
Развевая пенный пот,
Скачет бешеная тройка
На поселок в хоровод».

«Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты».

Чуть в стороне от Константиново на карте можно увидеть село с заманчивым названием “Пощупово” (на ум сразу приходит “..груди упруги, как сочные дули..”), где часто бывал С. Есенин, посещая Иоанно-Богословский мужской монастырь.
Не за песни весны над равниною
Дорога мне зеленая ширь –
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь.

«Я, жилец страны нездешной,
Прохожу к монастырям»

«Там с утра над церковными главами
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озер водяной ветерок».

“На вратах монастырские знаки:
«Упокою грядущих ко мне»,
А саду разбрехались собаки,
Словно чуя воров на гумне”

“Отряхают старухи дулейки,
Вяжут девки косницы до пят.
Из подворья с высокой келейки
На платки им монахи глядят”

“И зовет их с большой колокольни
Гулкий звон, словно зык чугуна”

“Колокол дремавший
Разбудил поля,
Улыбнулась солнцу
Сонная земля

Понеслись удары
К синим небесам,
Звонко раздается
Голос по лесам”

«Здесь кладбище!
Подгнившие кресты,
Как будто в рукопашной мертвецы,
Застыли с распростертыми руками»

«Рязанские поля
Где мужики косили,
Где сеяли свой хлеб,
Была моя страна».

«Рассвет рукой прохлады росной
Сшибает яблоки зари.
Сгребая сено на покосах,
Поют мне песни косари»

«Житье у них было плохое –
Почти вся деревня вскачь
Пахала одной сохою
На паре заезженных кляч»

«Не слышно собачьего лая,
Здесь нечего, видно, стеречь –
У каждого хата гнилая,
А в хате ухваты да печь»

«До сегодня еще мне снится
Наше поле, луга и лес,
Принакрытые сереньким ситцем
Этих северных бедных небес»

«Мир таинственный, мир мой древний,
Ты, как ветер, затих и присел.
Вот сдавили за шею деревню
Каменные руки шоссе»

“Село, значит, наше -……,
Дворов, почитай, два ста.
Тому, кто его оглядывал,
Приятственны наши места.
Богаты мы лесом и водью,
Есть пастбища, есть поля.
И по всему угодью
Рассажены тополя”

“Мы в важные очень не лезем,
Но все же нам счастье дано.
Дворы у нас крыты железом,
У каждого сад и гумно.
У каждого крашены ставни,
По праздникам мясо и квас.
Недаром когда-то исправник
Любил погостить у нас”

«Облаками перекрещен,
Сладкий дым вдыхает бор.
За кольцом небесных трещин
Тянет пальцы косогор»

«Тихо дремлет река.
Темный бор не шумит.
Соловей не поет
И дергач не кричит»

«Там где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля»

«Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты – в ризах образа….
Не видать конца и края –
Только синь сосет глаза»

«О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости, до боли
«Твою озерную тоску»

«Ах, поля мои, борозды милые,
Хороши вы в печали своей!
Я люблю эти хижины хилые
С поджиданьем седых матерей»

«Лес застыл без печали и шума,
Виснет темь, как платок, за сосной.
Сердце гложет плакучая дума…
Ой, не весел, ты, край мой родной»

«Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных,
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных»

«Нездоровое, хилое, низкое,
Водянистая серая гладь.
Это все мне родное и близкое,
от чего так легко зарыдать»

«Милые березовые чащи!
Ты, земля! И вы равнин пески!
Перед этим сонмом уходящих
Я не в силах скрыть своей тоски»

«Березки белые горят в своих венцах…»

«По лопуху промяты стежки,
Вдали озерный купорос,
Цепляюсь в клейкие сережки
Обвисших до земли берез»

«…Зеленокосая,
В юбчонке белой
Стоит береза над прудом»

«Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком»

«То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной»

«Отцовский дом
Не мог я распознать;
Приметный клен уж под окном не машет,
И на крылечке не сидит уж мать,
Кормя цыплят крупитчатою кашей»

«…Отзвенела по траве сумерок зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну обоссать»

«И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь»

«Эта улица мне знакома,
И знаком этот низенький дом.
Проводов голубая солома
Опрокинулась над окном»

«Я любил этот дом деревянный,
В бревнах теплилась грозная морщь,
Наша печь как – то дико и странно
Завывала в дождливую ночь»

«Сон избы легко и ровно
Хлебным духом сеет притчи.
На сухой соломе в дровнях
Слаще меда пот мужичий»

«Под соломой-ризою
Выструги стропил,
Ветер плесень сизую
Солнцем окропил»

«Но угасла та нежная дрема,
Все истлело в дыму голубом.
Мир – тебе полевая солома,
Мир тебе – деревянный дом!»

«Худощавый и низкорослый,
средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.
И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
«Ничего. Я споткнулся о камень,
Это к завтрему все заживет»

«Я покинул родимый дом,
Голубую оставил Русь.
В три звезды березняк над прудом
Теплит матери старой грусть»

«Выходили парни бравые
За гуменные плетни
А девчоночки лукавые
Убегали – догони!»

«Пляшет гасница,
Прыгает тень.
В окна стучится
Старый плетень»

«У церквей пред затворами древними
Поклонялись Пречистому Спасу»

«..Говорили страдальные речи:
«Все единому служим мы Господу,
Возлагая вериги на плечи»

«Подошел господь, скрывая скорбь и муку:
Видно, мол, сердца их не разбудишь…
И сказал старик, протягивая руку:
«На, пожалуй…маленько крепче будешь»

«…Я хотел бы под конские храпы
Обниматься с соседним кустом»

«Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит»

«В холмах зеленых табуны коней
Сдувают ноздрями златой налет со дней.
С бугра высокого в синеющий залив
Упала смоль качающихся грив.
Дрожат их головы над тихою водой…
…Храпя в испуге на свою же тень,
Зазастить гривами они ждут новый день»

«Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове»

«Где-то вдали на кукане реки
Дремную песню поют рыбаки
Оловом светится лужная голь…
Грустная песня, ты – русская боль»

«Под венком лесной ромашки
Я строгал, чинил челны.
Уронил кольцо милашки
В струи пенистой волны»

«Дряхлая, выпали зубы,
Свиток годов на рогах.
Бил ее выгонщик грубый
На перегонных полях.

Сердце не ласково к шуму,
Мыши скребут в уголке.
Думает грустную думу
О белоногом телке.

Не дали матери сына,
Первая радость не прок.
И на колу над осиной
Шкуру трепал ветерок.

Скоро на гречневом свее,
С той же сыновней судьбой,
Свяжут ей петлю на шее
И поведут на убой.

Жалобно, грустно и тоще
В землю вопьются рога…
Снится ей белая роща
И травяные луга»

«Меня легко обрамите:
Я маленький портрет.
Сейчас учусь я грамоте,
И скоро мне шесть лет»

«Перо мое не славиться,
Подчас пишу не в лад,
Но больше всего нравиться
Мне кушать «шыколат»

«Хорошо лежать в траве зеленой
И, впиваясь в призрачную гладь,
Чей-то взгляд, ревнивый и влюбленный,
На себе, уставшем, вспоминать»

«Так часто мне снится ограда,
Калитка и ваши слова»

«Слезаем.
Подходим к террасе»

«А на улице мальчик сопливый,
Воздух поджарен и сух.
Мальчик такой счастливый
И ковыряет в носу.
Ковыряй, ковыряй, мой милый,
Суй туда палец весь,
Только вот с эфтой силой
В душу свою не лезь»

«Дом с мезонином
Немного присел на фасад.
Волнующе пахнет жасмином
Плетневый его палисад»

«Струилися запахи сладко,
И в мыслях был пьяный туман…»

«В огород бы тебя, на чучело
Пугать ворон…»

«Куда пошел?
Чего делать?
Я ищу
Красивых девок»

«Шум и гам в этом логове жутком…»

«Плачет девочка-малютка у окна больших хором,
А в хоромах смех веселый так и льется серебром….
….Со слезами она просит хлеба черствого кусок,
от обиды и волненья замирает голосок.
Но в хоромах этот голос заглушает шум утех,
И стоит малютка, плачет под веселый, резвый смех»

«А я чаю накачаю,
Кофею нагрохаю…»

«Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умирать не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!»

«Жизнь – обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена»

На высоком правом берегу красавицы Оки раскинулось Константиново, село в Рыбновском районе Рязанской области. История села Константиново насчитывает около 300 лет. Первое упоминание о нём относится к 1619 году, село являлось тогда собственностью царской семьи. Через несколько десятилетий оно пожаловано Мышецким и Волконским. Большей частью села стал владеть Яков Мышецкий, который дал его в приданое своей дочери Наталье, когда она выходила замуж за Кирилла Алексеевича Нарышкина.

В 1728 году владельцем села Константиново стал сын Кирилла Алексеевича Семен Кириллович Нарышкин. Не имея прямых потомков в 1775 году завещал Константиново своему племяннику Александру Михайловичу Голицыну. Князь Голицын был сенатором, «действительным тайным советником, кавалером обоих российских орденов и польского Белого Орла». В течение 30 лет он был хозяином земли, лугов, леса. На его средства в 1779 году был возведён каменный храм Казанской иконы Божией Матери. Земной путь свой он закончил в 1808 году и передал имение своей внебрачной дочери Екатерине Александровне, в замужестве Долгоруковой.

Новая владелица села Константиново продолжила дело своего отца по украшению храма. Согласно её завещанию владельцами села стали её племянники Александр Дмитриевич и Владимир Дмитриевич Олсуфьевы. Через два года они поделили наследство тётушки, и старший из братьев, Александр Дмитриевич, стал единолично распоряжаться имением. Его сын Владимир Александрович Олсуфьев вступил в наследство в 1853 году.

Значительным событием в жизни крестьян села Константиново стал манифест 1861 года, когда они получили личную свободу. В это время 680 ревизских душ, именно столько значилось по «ревизским сказкам» с. Константиново, получили в свою собственность 1400 десятин 740 сажень земли. За выкуп которых они заплатили 72945 рублей. Новые хозяева появились в имении в 1879 году. Это были купцы из г. Богородска (ныне Ногинск)  Сергей Григорьевич, Александр Григорьевич и Николай Григорьевич Куприяновы. Старший из братьев построил земскую, школу, много сделал для обучения крестьянских детей. Через восемнадцать лет владельцем дома и усадьбы стал Иван Петрович Кулаков, «потомственный почётный гражданин г. Москвы». На свои средства он выстроил новое здание школы, украсил храм деревянным дубовым иконостасом.

После смерти отца в 1911 году, хозяйкой дома стала Лидия Ивановна, в замужестве Кашина. Она продолжила благотворительную деятельность своего родителя.
Сейчас Константиново известно и дорого каждому человеку. Здесь 3 октября 1895 г. родился великий русский поэт Сергей Александрович Есенин. В Константинове прошли детство и юность поэта. Центральная часть села Константиново теперь есенинский заповедник – комплекс мемориально-литературного музея С.А. Есенина.

“На территории музея-заповедника для посещения открыты четыре экспозиции: усадьба родителей С.А. Есенина; начальное земское народное училище, в котором с 1904 по 1909 год обучался поэт, усадебный дом последней помещицы с. Константиново Л.И. Кашиной – музей поэмы «Анна Снегина», а также литературная экспозиция, где вы подробно узнаете о жизни и творчестве С.А. Есенина. Посетители музея могут также заказать обзорную экскурсию.”

Свято-Иоанно-Богословский мужской монастырь

Богословский мужской монастырь, “отстоящий в 27 верстах от Рязани и окруженный оградою с башнями, чрезвычайно красиво расположен на берегу Оки и с него открывается обширный вид на окрестности, на широкие заливные луга, посреди которых скрывается устье реки Солотчи, текущей из обширных лесов Мещерской стороны и впадающей в Оку слева против Новоселок . Богословский монастырь, по преданию, основан еще в XI в. и во всяком случае существовал уже в начале XII века. Тогда уже в нем находился образ Иоанна Богослова, присланный в дар князьям рязанским из Царьграда и писанный, по преданию, современником Иоанна Богослова.

В 1237 г. Батый, беспощадно разорявший рязанские земли, приблизился и к монастырю, но, пораженный каким-то ужасным видением, не только пощадил монастырь от разорения, но сделал в него богатые вклады и приложил свою золотую печать к образу Иоанна Богослова. Постройки монастыря были обновлены в 1534 г. Соборная церковь имеет 2 этажа. Более всего замечательны монастырские врата, устроенные вместе с монастырскою оградою около половины XVII века и в высшей степени замечательные по своим стенописям (фрескам), относящимся к двум иконографическим циклам: из книги Бытия и из Апокалипсиса” .

В обители собрано множество святынь: чудотворная икона Пресвятой Богородицы «Знамение – Корчемная» и «Тихвинская». В обители хранятся ковчеги с частицами мощей святых Георгия Победоносца, целителя Пантелеимона, Николая Чудотворца и многих других угодников Божиих, а также реликвии, связанные с именами священномучеников Мисаила Рязанского и новомученика Иувеналия Рязанского. Вблизи монастыря, рядом с древними монастырскими пещерами расположился Святой источник, который издревле почитался как чудотворный. Здесь произошло особенно много чудесных исцелений.
С 1930 по 1988 гг. монастырь был закрыт. С осени 1988 г. началось его восстановление. В Иоанно-Богословском соборе был устроен новый иконостас, расписан алтарь, продолжается реставрация Успенского собора. В древних Святых вратах устроена часовня в честь иконы Божией Матери «Иверская». В обители есть своя пасека, хлебопекарня, подсобное хозяйство, обширная библиотека. В уставе монастыря имеется ряд положений, сближающий весь строй жизни обители с афонскими тысячелетними традициями.