Средневековый Париж – III. Продолжение. Начало в первой и второй частях.
Мы выходим на Скорняжную набережную (quai de la Megisserie). Перед нами Сена.
«Кормилица Сена»…, загроможденная островами, мостами и судами»
– так характеризует Гюго знаменитую реку.
Набережная фигурирует в романе: когда прячущий Эсмеральду Квазимодо с тревогой смотрит с башни собора на ночной Париж,
он замечает, что
«очертания Старой Скорняжной набережной имеют несколько необычный вид; там чувствовалось какое-то движение; линия парапета, черневшая над белизной воды, не была прямой и неподвижной, как на других набережных, но колыхалась, подобно речной зыби или головам движущейся толпы.»
Это действительно была толпа, шедшая на штурм собора. Она перешла через Сену по мосту Менял и оказалась на острове Ситэ. Сделаем то же самое и мы.
В Средние века в Париже было пять мостов. Гюго пишет, что
«остров Ситэ напоминает громадное судно, завязшее в тине и отнесенное ближе к середине Сены…В XV столетии это «судно» было пришвартовано к обоим берегам реки пятью мостами…»
Три моста – Менял, Богоматери и Малый – были каменными, два – Мельничный и Сен-Мишель – деревянными. Мост Менял был одним из двух мостов, вымощенных брусчаткой, вторым был Малый. Но все они были застроены домами
«с зелеными кровлями, преждевременно заплесневелыми от водяных испарений».
«Сена скрывалась под мостами, а мосты под домами.»
Мост Менял упоминается в книге неоднократно. Например, в начале, в ночь двойного праздника – Крещения и праздника шутов, на который приехали фламандские послы, Гренгуар пытается «укрыться от праздничного гула и блеска» в какой-нибудь «пустынной и сумрачной уличке, чтобы поразмыслить там без помехи». В какой-то момент он оказывается у моста Менял. «На домах, стоявших у начала моста, были вывешены три флага с изображениями короля, дофина и Маргариты Фландрской и шесть маленьких флажков» с изображениями разных знатных особ. «Все это было освещено факелами. Толпа была в восторге.»
Ситэ, на который мы попадаем по мосту, стал местом действия не только «Собора Парижской Богоматери», но и «Парижских тайн» Эжена Сю. Здесь развивался роман Абеляра и Элоизы. Гюго сравнивает остров с «исполинской черепахой, высунувшей наподобие лап свои мосты в чешуе кровельных черепиц из-под серого щита крыш.»
«Как известно, Париж возник на древнем острове Ситэ, имеющим форму колыбели. Плоский песчаный берег этого острова был его первой границей, а Сена первым рвом.»
В Средние века в западной части острова находился бывший королевский дворец (ныне Дворец Правосудия), в восточной – религиозный квартал, состоящий из трех частей: собора, епископства и монастыря Нотр-Дам. Между ними был собственно квартал Ситэ, насчитывавший около сорока узких извилистых улочек, грязных, не мощеных, всегда дурно пахнущих. Улицы мылись естественным образом, только когда Сена выходила из берегов. На них стояли дома в четыре или в пять этажей. Нижний был каменным, остальные из дерева или самана (кирпича-сырца с примесью навоза, соломы или каких-нибудь волокнистых веществ), покрытого гипсом, добываемым на холме Монмартр.
Этажи нависали один над другим, последний заканчивался щипцом. Кроме домов на острове находилось несметное количество монастырей, церквей, часовен, колоколен. Такой вид остров сохранял вплоть до эпохи Второй Империи, когда по распоряжению Османна были снесены практически все старые здания. Разрушений избежали только площадь Дофин на западе Ситэ и религиозный квартал. Их очередь должна была наступить позже, но, к счастью, не наступила, так как в 1870 году Османн оставил пост префекта.
Перед нами знаменитая Консьержери.
Никогда не забуду слова своего соотечественника, подслушанные во время речной прогулки по Сене – хотя бы потому, что регулярно цитирую их туристам, рассказывая про подмосковные дачи. По радио прозвучало: по правому борту средневековая тюрьма Консьержери.
– Смотри-ка! – сказал соотечественник товарищу. – Тюрьма-то средневековая – один в один дача «нового русского»!
Консьержери находится в северном крыле Дворца Правосудия и представляет собой часть королевского замка эпохи Капетингов. Две башни – Цезаря и Серебряная, построенные около 1300 года, обрамлены с двух сторон фасадами XVII века, выходящими на набережную Часов.
Название замка связано с тем, что в начале XV столетия канцлер Франции был назначен на должность консьержа, то есть привратника королевского жилища.
В Консьержери и правда была государственная тюрьма. Во время Революции здесь находились в заточении королева Мария-Антуанетта, поэт Андре Шенье, Шарлотта Корде, убившая Марата, жирондисты, Дантон, Сен-Жюст, Робеспьер и другие. Карцер, в котором Мария-Антуанетта ожидала казни, был позднее переделан в часовню.
Была ли заточена в этой тюрьме Эсмеральда? Трудно сказать, что имел в виду Гюго, когда писал:
«В один из каменных мешков, вырытых по приказанию Людовика Святого в подземной тюрьме Турнель… ввергли Эсмеральду, приговоренную к виселице. Весь огромный Дворец правосудия давил на нее своей тяжестью.»
В Париже действительно был замок Турнель, построенный в XIV веке, и в нем была тюрьма, но находился этот замок не здесь, а гораздо восточнее – на правом берегу Сены. Приговоренные к галерам ждали в нем отправки на каторгу; считалось, что условия там гораздо лучше, чем в Консьержери. Судя по всему, Гюго все-таки заключил свою героиню в Консьержери, а слово «Турнель» употребил по ошибке. О тюремной камере Гюго говорит так:
«Вокруг нее (Эсмеральды) были стены, под ней – залитая водой каменная плита и охапка соломы.»
Прямоугольная угловая башня, выходящая на набережную возле моста Менял, носит название Часовой башни. Она была построена около 1353 года, затем неоднократно реставрировалась. Высота ее 47,3 м, толщина стен 1 м. В 1371 при Карле V на башне со стороны boulevard du Palais были установлены первые городские часы в Париже. В XVI веке они были переделаны и украшены скульптурными работами Жермена Пилона. Над и под часами можно видеть две надписи на латыни. Верхняя гласит: «Тот, кто уже дал ему две короны, даст и третью». Имеется в виду Генрих III, который уже получил короны Франции и Польши и получит третью корону – на небе. Нижняя говорит следующее: «Эта машина, которая так точно отсчитывает часы, учит уважать правосудие и защищать законы». Часы как бы находятся в раме, представляющей собой монограмму короля и украшенной барельефами, левый из которых олицетворяет Закон, а правый Правосудие. Фоном для часов служит голубая, украшенная лилиями мантия французских королей.
На самом верху находится колокол 1848 года. Раньше на его месте висел другой, в который звонили каждый раз, когда происходило важное событие. Например, когда рождался или умирал король или его старший сын, колокол звонил три дня и три ночи кряду. Именно он, вместе с колоколом Сен-Жермен л’Оксерруа, дал сигнал к избиению гугенотов, за что и был расплавлен революционерами в 1793 году.
Ансамбль Дворца Правосудия занимает почти всю западную часть острова Ситэ. В него входят часовня Сент-Шапель, замок Консьержери и собственно Дворец.
В древности на этом месте стоял дворец римских правителей Лютеции, а во времена династии Капетингов был выстроен укрепленный замок, служивший резиденцией первым французским королям. В нем жил король Генрих I со своей женой Анной Ярославной, или «Анной Киевской» – дочерью нашего Ярослава Мудрого. В этом замке умерли Людовик VI Толстый и Людовик VII Юный и родился Филипп-Август, в нем жил Святой Людовик.
Филипп Красивый увеличил небольшую резиденцию времен Святого Людовика, добавив к ней административные, финансовые и юридические службы. Новый дворец был открыт в 1313 году. Именно к этому времени (1301-1312) относится строительство одного из больших залов дворца (длина 64 м, ширина 28 м, высота 9 м), ошибочно называемого залом Святого Людовика. Зал сообщался с так называемыми «кухнями Святого Людовика» – название также ошибочное, ибо «кухни» были построены в 1353 году. Кухни располагались около юго-западного угла Часовой башни и состояли из двух залов – верхнего и нижнего, связанных винтовой лестницей. Нижний зал и лестница 1353 года сохранились до наших дней.
В верхнем зале, который называется Большим, находился ряд раскрашенных и золоченых каменных статуй, изображающих французских королей. Здесь же стоял знаменитый «мраморный стол», за которым происходили официальные торжественные обеды и на котором представляли мистерии. «Собор Парижской богоматери» начинается с описания одной из них, организованной именно в этом зале. Первая глава так и называется – «Большая зала».
«Народ… теснился в проходах Дворца правосудия, так как было известно, что прибывшие третьего дня фламандские послы намеревались присутствовать на представлении мистерии и на избрании папы шутов, которое должно было состояться в большой зале Дворца. Нелегко было пробраться в этот день в большую залу, считавшуюся в то время самым обширным закрытым помещением на свете… Если читатель согласится, мы попытаемся хотя бы мысленно воссоздать то впечатление, которое он испытал бы, перешагнув вместе с нами порог этой обширной залы и очутившись среди толпы, одетой в хламиды, полукафтанья и безрукавки. Прежде всего мы были бы оглушены и ослеплены. Над нашими головами – двойной стрельчатый свод, отделанный деревянной резьбой, расписанный золотыми лилиями по лазурному полю; под ногами – пол, вымощенный белыми и черными мраморными плитами. В нескольких шагах от нас огромный столб, затем другой, третий – всего на протяжении залы семь таких столбов, служащих линий опоры для пяток двойного свода. Вокруг первых четырех столбов – лавочки торговцев, сверкающие стеклянными изделиями и мишурой; вокруг трех остальных – истертые дубовые скамьи, отполированные короткими широкими штанами тяжущихся и мантиями стряпчих. Кругом залы вдоль высоких стен, между дверьми, между окнами, между столбами – нескончаемая вереница изваяний королей Франции…: королей нерадивых, опустивших руки и потупивших очи, королей доблестных и воинственных, смело подъявших чело и руки к небесам. Далее, в высоких стрельчатых окнах – тысячецветные стекла; в широких дверных нишах – богатые, тончайшей резьбы двери; и все это – своды, столбы, стены, наличники окон, панели, двери, изваяния – сверху донизу покрыто великолепной голубой с золотом раскраской, успевшей к тому времени уже слегка потускнеть…
Один конец этого гигантского параллелограмма был занят знаменитым мраморным столом такой длины, ширины и толщины, что, если верить старинным описям, стиль которых мог возбудить аппетит у Гаргантюа, «подобного ломтя мрамора никогда не было видано на свете»… По издавна установившейся традиции представление мистерии должно было состояться на знаменитом мраморном столе. С самого утра он уже был для этого приготовлен. На его великолепной мраморной плите, вдоль и поперек исцарапанной каблуками судейских писцов, стояла довольно высокая деревянная клетка, верхняя плоскость которой, доступная взорам всего зрительного зала, должна была служить сценой, а внутренняя часть, задрапированная коврами, – одевальной для лицедеев. Бесхитростно приставленная снаружи лестница должна была соединять сцену с одевальной и предоставлять свои крутые ступеньки и для выхода актеров на сцену, и для ухода их за кулисы… О невинное и достойное детство искусства и механики! Четыре судебных пристава Дворца, непременные надзиратели за всеми народными увеселениями, как в дни празднеств, так и в дни казней, стояли на карауле по четырем углам мраморного стола… Посреди залы… было устроено прилегавшее к стене возвышение, обтянутое золотой парчой, с отдельным входом через окно, пробитое в этой стене из коридора, смежного с вызолоченным покоем. Предназначалось оно для фламандских послов и для других знатных особ, приглашенных на представление мистерии.»
Зал соединялся с часовней Сент-Шапель длинной галереей, которая вначале называлась дворцовой галантереей, а затем торговыми рядами дворца. Вначале там продавали в основном драгоценности, затем стали продавать все понемногу, но главным образом галантерейные товары и книги.
Гюго называет дворец Дворцом правосудия.
Это верно лишь отчасти. Действительно, ко времени, описанному в романе, он уже не была королевской резиденцией.
В 1357 году перед дворцом клевретами Этьена Марселя были жестоко убиты королевские министры. Убийство произошло на глазах дофина Карла (будущего короля Карла V). Окровавленные тела министров были брошены на крыльцо дворца, где потом лежали долгое время. Не в силах избавиться от страшного воспоминания, Карл покинул дворец.
В 1418 году Карл VI окончательно передал дворец высшему судебно-административному учреждению – Парижскому парламенту. Королевской резиденцией стал Лувр. Однако название Дворца Правосудия здание получило лишь после Революции.
В настоящее время здесь размещается высший кассационный суд Франции; в зале, описанном Гюго, находится зал ожидания. В XVII веке он был реконструирован, так как пострадал от пожара в 1618 году. По одной из версий, это был поджог, организованный сторонниками Равальяка, убийцы Генриха IV, чтобы уничтожить документы по его делу, хранившиеся в канцелярии дворца.
Во дворце проходил суд над Эсмеральдой. Неизвестно, какой зал Гюго выбрал для суда: возможно, тот самый, смежный с Большим залом, где в реальности революционный трибунал приговорил к смерти Шарлотту Корде и Марию-Антуанетту, а может быть, и сам Большой. Возможно также, что описание зала полностью вымышлено, но оно соответствует эпохе:
«В обширной зале стоял полумрак, отчего она казалась еще обширнее. Вечерело; высокие стрельчатые окна пропускали лишь слабый луч света, который гас прежде, чем достигал свода, представлявшего собой громадную решетку из резных балок, покрытых тысячью украшений, которые, казалось, смутно шевелились во тьме. Кое-где на столах уже были зажжены свечи, озарявшие низко склоненные над бумагами головы протоколистов. Переднюю часть залы заполняла толпа; направо и налево за столом сидели судейские чины; а в глубине, на возвышении, с неподвижными и зловещими лицами, множество судей, последние ряды которых терялись во мраке. Стены были усеяны бесчисленными изображениями королевских лилий. Над головами судей можно было смутно различить большое распятие, а по всей зале – копья и алебарды, на остриях которых пламя свечей зажигало огненные точки.»
Гюго также описывает камеру пыток, куда во время суда водили Эсмеральду:
«Эта круглая комната помещалась в нижнем этаже одной из тех массивных башен, которые еще и в наши дни пробиваются сквозь пласт современных построек нового Парижа, прикрывающих собой старый город. В этом склепе не было ни окон, ни какого-либо иного отверстия, кроме входа – низкой кованой громадной железной двери. Света, впрочем, в нем казалось достаточно: в толще стены была выложена печь; в ней горел яркий огонь, наполняя склеп багровыми отсветами, в которых словно таял язычок свечи, стоящей в углу. Железная решетка, закрывавшая печь, была поднята. Над устьем пламенеющего в темной стене отверстия виднелись только нижние концы ее прутьев, словно ряд черных, острых и редко расставленных зубов, что придавало горну сходство с пастью сказочного дракона, извергающего пламя. При свете этого огня пленница увидела вокруг себя ужасные орудия… Посредине комнаты, почти на полу, находился кожаный тюфяк, а над ним ремень с пряжкой, прикрепленный к медному кольцу, которое держал в зубах изваянный в центре свода курносый урод. Тиски, клещи, широкие треугольные ножи, брошенные как попало, загромождали внутренность горна и накалялись там на пылающих углях. Куда ни падал кровавый отблеск печи, всюду он освещал лишь груды жутких предметов, заполнявших склеп. Эта преисподняя называлась просто «пыточной комнатой».
После пожара 1776 года восточная часть дворца была перестроена, тогда же была сооружена богато украшенная решетка Майского двора, оформляющая главный вход во дворец, а также широкая лестница в обрамлении двух аркад. В месте, где сейчас находится правая аркада, с 1380 по 1825 год находился единственный вход в тюрьму Консьержери. Через расположенный там маленький темный дворик прошли 2 278 жертв революционного трибунала. Там же около маленькой решетки каждый день останавливалась повозка, на которой приговоренных к смерти увозили на эшафот.
19 июня 1717 года на заседании во Дворце Правосудия присутствовал Петр I. Дворец посещали Александр II и Николай II.
В 1928 дочь Распутина Мария Соловьева предъявила князю Юсупову и Великому князю Дмитрию Павловичу иск на двадцать пять миллионов франков за убийство ее отца. Суд отказался разбирать дело, объявив себя некомпетентным.
24 января 1949 во Дворце начался процесс между Виктором Кравченко и газетой «Ле летр франсэз». В 1947 вышел французский перевод книги Кравченко «Я выбрал свободу», в которой он обличает сталинский режим. Газета обвинила его во лжи и в пособничестве американскому империализму. Начатый Кравченко процесс длился год и вызвал много шума. Его стенограмма состояла из трех тысяч страниц. Наконец Кравченко получил символическую компенсацию в размере одного франка. В 1966 Кравченко покончил с собой. Позднее главный редактор газеты скажет, что после его самоубийства хотел написать статью «Кравченко, вы были правы». Когда в 1982 журналист Малори стал писать о деле Кравченко, он не смог ознакомиться с делом: оно исчезло.
В 1978 году французский суд приговорил к двадцати годам заключения Сергея Фабиева, сына белого офицера. Фабиев был обвинен в том, что возглавлял шпионскую сеть, передававшую ГРУ информацию из области национальной обороны Франции.
В 1984 во Дворце проходил процесс над другим шпионом, также сыном русского эмигранта Вальдемаром Золотаренко, обвиненным в передаче КГБ секретных документов НАТО. Золотаренко был приговорен к десяти годам тюрьмы.
Рядом с Дворцом Правосудия находится Префектура полиции, знаменитая quai des Orfevres, известная русскому читателю по романам Сименона.
Один из наиболее совершенных памятников готической архитектуры – Сент-Шапель.
Часовня была сооружена в XIII веке при Людовике IX для хранения священных реликвий. Предположительно построил ее Пьер де Монтре – один из строителей Собора Парижской богоматери.
Отправляясь в крестовый поход, Святой Людовик приказал возвести часовню, великолепие которой должно было соответствовать значению реликвий: Тернового венца;
большого куска Креста, привезенного в Константинополь св. Еленой; кусочка копья, пронзившего тело Христа; кусочка губки, которую подносили к его устам; тростника, из которого для него сделали скипетр; частей его одежды и камня от Гроба Господня. Освящение часовни состоялось 25 апреля 1248 года.
Сент-Шапель состоит из двух часовен, расположенных одна над другой. Нижняя предназначалась для придворных. Ширина ее 17 м, высота 7 м.
В верхней отправлялась служба исключительно для королевского семейства и высших сановников. В стрельчатых окнах, возносящихся на высоту 15 м при ширине 4 м, что явилось новым словом в архитектуре того времени, сохранились витражи XIII века на библейские сюжеты.
К сожалению, северный фасад часовни не виден: его скрывает крыло дворца, построенное для симметрии в 1782 году. Виктор Гюго говорит, что Сент-Шапель имеет
«самый дерзновенный, самый отточенный, самый филигранный, самый прозрачный шпиль, сквозь кружевной корпус которого когда-либо просвечивало небо».
75-метровый шпиль трижды страдал от пожара. В XIX веке он был восстановлен Виолле-ле-Дюком. Это уже пятый шпиль: три первых сгорели, четвертый был сбит в 1793 революционерами. Ажурная «роза» на фасаде датируется XV столетием и исполнена в стиле «пламенеющей готики».
Часовня имеет две ажурные деревянные башенки, из которых только левая является старинной. В дни больших праздников Святой Людовик поднимался в одну из башенок по винтовой лесенке, открывал золотой ковчег, ключ от которого хранился только у него, и показывал коленопреклоненным подданным Терновый венец. Он также подносил венец к окошку, чтобы его могли видеть люди, стоявшие на коленях на улице. Ковчег был уничтожен во время Революции. Впрочем, тогда же чуть не была уничтожена и сама часовня. Она служила мучным магазином, клубом, складом макулатуры. От разрушения ее спасла вывеска «Национальная собственность. Продается», которая оставалась на часовне еще в 1837.
Именно в этом году было принято решение вновь открыть часовню, начались реставрационные работы. Был восстановлен шпиль, в основании колокольни – статуи двенадцати апостолов, на абсиде – фигура ангела с крестом. Когда-то подобный ангел на том же месте вращался вокруг своей оси, как бы показывая крест всем странам и народам.
До Революции в часовне находилось много ценных предметов: золотой бюст Святого Людовика, церковные книги в золотых переплетах, украшенных жемчугом, огромный золотой крест с драгоценными камнями. Большая часть этих вещей была расплавлена. Что касается священных реликвий, то те из них, что уцелели, хранятся теперь в Соборе Парижской Богоматери.
Около Сент-Шапель был похоронен живший неподалеку писатель Никола Буало. Позже его прах был перенесен в Сен-Жермен –де – Пре.
Дальше нам – по мосту Сен-Мишель на левый берег.
Продолжение следует.
Вот за что я люблю Европу, так это за средневековый дух, который сквозит практически везде: на улицах городов, в интерьерах и фасадах зданий, в каменных мостовых и скульптурах. Красотища! =)
Да, да, и не только атмосфера, но и самый настоящий запах – старого жилья, дерева, времени… Но в Париже это чувствуется меньше, чем во французской глубинке. Столица….