Моя жизнь в “Интуристе” Конец

3
51
А.Ремнёв. Муза.
А.Ремнёв. Муза. 2017 г.

Окончание цикла очерков “Моя жизнь в “Интуристе”. Предыдущий рассказ называется “Советско-французские связи”.

Лет пятнадцать назад я сидела в новом здании Большого театра и с грустью думала, что, может, сегодня в последний раз увижу настоящие роскошные декорации… Занавес поднялся.
– Еще одно последнее сказанье,.. – запел Пимен.
– Тетя Марина, а что это там за чувак в платочке? – хихикая, дергала меня соседская девочка, тыча пальцем в Гришку Отрепьева (мы взяли ее с собой в оперу: раньше бывать в театре ей не доводилось).

Девочка раздражала, хотелось слушать «Бориса»: выходы в Большой стали теперь редки – не то что в былые интуристовские времена, да и сидела я уже не в партере, как тогда, а в третьем ряду бельэтажа… Почему вдруг вспоминается всякая чушь?
Что ж, пора и мне окончить мою летопись – пропеть арию Пимена и опустить занавес… Неужели я наконец смогу свободно и глубоко вздохнуть? Неужели перестанут звучать голоса, заставляющие вскакивать среди ночи и бежать к компу – дописывать или исправлять фразу? Я больше никогда не заброшу дела, дом и семейные обязанности? Я буду радостно ходить на работу и на концерты, шить, вязать, смотреть фильмы, встречаться с друзьями? И выйдя из дома, не буду все время строчить в блокнот или таскать с собой тяжеленный ноутбук, боясь потерять очередную ценную мысль?

Всю жизнь я мечтала обрести душевный покой, избавиться от мучительного состояния постоянной влюбленности. В три года влюбилась в первый раз, только не помню, кто был Им – самым первым: четвероклассник Андрей из подъезда по прозвищу «Зеленая курта» или семилетний Толя на даче, с которым мы играли в высокой траве. С тех пор это неприятное чувство не покидало меня ни на миг – а так хотелось вдохнуть полной грудью и начать жить! Теперь я жажду другого покоя и думаю, что быть вечно влюбленной все-таки лучше, чем страдать от не менее изнурительной графомании. Неужели этот покой скоро настанет? О, сколько непрочитанных или недочитанных книг ждет меня, сколько городов и стран, сколько милых людей! Но… еще немного…

Сидя в декрете, я нет-нет да и подрабатывала. Не в «Интуристе», конечно: теперь появились другие возможности. Как-то, когда я занималась хозяйством, раздался звонок из какой-то фирмы, торгующей французской парфюмерией – попросили срочно провести экскурсию по городу для их гостя. Гонорар пообещали хороший, в еще непривычных американских долларах. Муж мой тогда сидел дома на телефоне в поисках ставки любого менеджера, а сын, насмотревшийся мультиков про динозавров, говорил, что, когда вырастет, обязательно станет менеджером по палеонтологии. Не долго думая, я бросила белье, которое стирала, в таз, вытерла руки, объяснила мужу, как порубить и потушить купленный по случайному счастью кочан капусты, накинула прямо на халат длинную кроличью шубу и выстрелилась из дома. Гость оказался наиприятнейшим архитектором по имени Жерар. Первым делом он купил мне большой флакон духов «Трезор» в том самом магазине под «Москвой», куда мы когда-то забегали по пути из «Метрополя» в референтуру. Духи эти служили очень долго. Когда я уже плавала на корабле, однажды объявили настоящую, не учебную тревогу. Позже Таня В. рассказывала друзьям:
– Представляете? Все, как ошпаренные, носятся в спасжилетах, а Кедреновская преспокойно достает «Трезор» и начинает душиться!

После экскурсии Жерар пригласил меня в ресторан, а я не могла признаться, что я в халате. Сказала, что должна проведать чадо, и Жерар дал мне служебную машину, чтобы я обернулась быстрее. За ужином он рассказывал, как в Иркутске, где он побывал до Москвы, солидные женщины – врачи и учителя – занимаются проституцией, а мужья привозят их на работу и потом забирают на машинах. Мы сдружились на многие годы. Жерар приезжал часто – иногда с прелестной женой МонИк – и всякий раз привозил всем членам моей семьи подарки. Дети заочно обожали его и называли «дядя Жираф». Как-то под католическую Пасху прибыл к нам шоколадный швейцарский заяц ростом с пятилетнего ребенка, с милым ситцевым платочком на шее. Поскольку пасхальные зайцы у нас не в ходу, решили приберечь его до Дня рождения сына. Несколько недель дети, утирая слюнки, ходили вокруг заветного зверя, а когда настал вожделенный миг, и отломили первый кусочек – вдруг расплакались. Полюбившегося зайца стало безумно жалко! Но и шоколад был необыкновенно вкусен. Так и уничтожили беднягу до последней крошки: ели и рыдали, рыдали и ели.

Жерар оказался нашим человеком и однажды попросил меня купить географическую карту России для оформления какого-то интерьера. Карта стоила копейки, но суть операции заключалась в том, чтобы получить товарный чек на круглую сумму, который Жерар впоследствии предъявил бы клиенту. Я отправилась на Кузнецкий мост и предложила продавцу за чек сумму чуть менее круглую, но и продавец тоже был нашим человеком:
– Да ладно, ребята, чтО я в ваш бизнес полезу, – махнул рукой и выписал чек просто так.

По завершении операции «Карта» мы с Жераром раздербанили деньги, полученные от заказчика – так что случались и такие заработки.

В другой раз Катя А. подкинула мне пожилого винодела, приехавшего на выставку «Консьюмэкспо». Этот платил сто пятьдесят долларов в день за сопровождающего переводчика с машиной. За десять я наняла соседа на «Жигулях» – он был счастлив: ведь за такие деньги можно было скупить пол-Центрального рынка (продукты там еще были) и черта лысого в придачу, а тут предстояла целая неделя работы.

Виноделов было несколько: заправлял Домом Анри Мэр, Катя работала с человеком по фамилии Рамель. Рамель был в своем городе мэром, из чего мы заключили, что Мэр в своем был рамелем. Фамилия моего подопечного звучала посложнее – что-то вроде Вхутемас. Его кислые вина русским не нравились – нам ведь подавай чего покрепче да послаще – и он не заключил ни одного контракта. Чтобы как-то примирить расстроенного Вхутемаса с жизнью, я во время наших разъездов показывала ему Москву во всей красе, а потом пригласила в дом. В ночи напекла блинов, а когда приехали после рабочего дня, быстро разогрела их на сковороде под крышкой, достала из холодильника запотевшую бутылку водки. Ценнейший по тем временам напиток припасла загодя – «давали» его по бутылке в руки, и надо было отстоять длинную очередь. Я пошла в магазин с сыном – добрый солнцевский народ расступился:
– Женщина, пройдите с ребенком.
А добрый продавец выдал мне две бутылки: на меня и на дитятко. Приканчивая вторую, разомлевший Вхутемас сокрушался:
– И за что вы так эту водку любите? И чем она лучше моих прекрасных вин? В чем ее эффект?
Я попыталась объяснить:
– Эффект волги, – начала я, но француз меня перебил:
– Я все понял: эффект в том, что вместо «водка» Вы говорите «волга».

На выставке я встретила множество старых знакомых, в том числе своего брутального коллегу Андрея З. по кличке Заслон.
– Ты что, до сих пор в «Интуристе»? – вытаращился он на меня. – Да все нормальные люди давно ушли: Саня О. с Серегой З. в «Миротуре», я в «ЖТСС». Один дурак Андрюха П. в «Интуристе» остался.
– Ну и я пока погожу: я все равно в декрете.

Немного подрастив сына, я вновь вышла на работу – уже в новую Россию. Путч 91-го встретила тихо, по-семейному, на даче с сыном и без телевизора – ночью вдруг распахнулась незапертая дверь, и незнакомый человек сунул мне в руку какие-то деньги. Я и ахнуть не успела, как он исчез в темноте – лишь позже я догадалась, что старый друг, страшась больших перемен, решил рассчитаться с долгами.

Если точнее – то в новой России вышла я в Столешников переулок. Начальник отдела Владимир Сергеич встретил меня душевно:
– Ну что, Марина? Как? У нас тут многое изменилось.
– Да все хорошо, только денег нет.
– Ты, Марина, не волнуйся: деньги будут.

За это время в «Интуристе» и впрямь произошли серьезные изменения. Многие мои подруги повыходили замуж и уехали за рубеж, многие и правда разбрелись по другим фирмам: их было теперь не перечесть – появлялись совсем новые отечественные, а старые иностранные открывали в Москве свои представительства. Народ активно приобретал недвижимость в соцстранах. Заграничных круизов больше не было, и тот, о котором я сожалела, все равно бы не состоялся. Но для сотрудников устраивали поездки за границу. Поскольку количество гидов уменьшилось, из четырех групп сделали две. Обещали действительно много денег и уже выдавали наличными на еду и на транспорт – появилась возможность покупать китайские шмотки, которыми тут же, в Столешниковом, и торговали. Выйдешь из конторы – а там столько добра, что трудно протиснуться не купив, да и купив недалеко уйдешь.

Еще пока я была в декрете, стали давать премии дефицитными товарами: я получила южнокорейские телевизор и видеомагнитофон. Отдав телевизор родителям, вернула им натурой первый взнос за кооперативную квартиру, а отнеся видак в комиссионку, долго жила безбедно. Оба ценных предмета забирали с папой: несли к машине, завернув в тряпки, а пока ехали, все время оглядывались: нет ли погони – боялись, что отберут, да еще и по голове съездят. Наступил и период обогащения на работе: я уже упоминала, как мы, не таясь, покупали билеты в Оружейку и Большой театр по старым советским ценам, а продавали их туристам по нынешним европейским, беря при этом немалые суммы за экскурсии и сопровождение. Принимали теперь и валюту – без страха, вполне официально, хотя 88-ю статью никто пока не отменял.

Позже и премии стали выплачивать в долларах. На одну из них мы купили за доллары же билеты на «Бал-маскарад» – ситуация с театрами как-то стремительно изменилась, и, кажется, именно тогда я в последний раз сидела в партере Большого. Премировали и по-другому: то спиртом «Рояль», то продуктовыми заказами, которых ждали в отделе до часа ночи. А может, то были не премии, а нам давали возможность купить дефицитные продукты – впрочем, это неважно. Помню, что что-то точно покупали в особом магазине на ограниченную сумму в валюте, при этом у полок с продуктами никто не стоял и не ходил – все ползали на корточках в самом низу: там была сосредоточена дешевая выпивка. Особым успехом пользовался ликер «Амаретто».

Правда, лафа эта длилась для меня недолго – подоспел новый декрет. В это время нам как раз предложили оформить с «Интуристом» договор на год. Я пошла к начальнику Владимиру Сергеичу, которому привыкла доверять:
– Как же на год? Ведь по законодательству я могу сидеть с ребенком до трех лет, и меня не имеют права уволить.
– Ты, Марина, подписывай! – ласково сказал В.С. – А за год – мало ли что: или ишак сдохнет, или падишах. Мы в любом случае тебя не бросим.
Поскольку В.С. всегда был настроен ко мне доброжелательно и никогда меня не обманывал, я подписала. Никто, слава Богу, не сдох, но Владимир Сергеич растворился в слоях атмосферы, и больше я о нем не слышала. Через год прошло сокращение – большинство гидов уволили, в том числе и меня. Оставили двух – Галю К. и Наталью Б. – но те сами не захотели остаться и ушли в фирму, где им уже было приготовлено местечко.
– А я поступлю наоборот, – решила я. – Их оставили, а они уволились. А меня уволили, а я останусь.

Не то чтобы я мечтала работать в «Интуристе» – отнюдь, тем более что уже давно и активно сотрудничала с французской фирмой: вышла туда, едва моей дочери исполнилось восемь месяцев. Работала время от времени и в других местах. Но меня заело. Я обратилась к друзьям-юристам, и они научили, как надо действовать. По почте я отправила в «Интурист» письмо с уведомлением о получении, пестревшее статьями, пунктами и параграфами КЗОТа. Заканчивалось оно угрозой передать дело в суд. Очень скоро мне позвонила разъяренная Леди М., ставшая теперь главной начальницей.
– Марина, – от эмоций она даже обратилась ко мне на «Вы», хотя всю жизнь отделывалась пренебрежительным «ты». – Вы пишете сердитые письма, а сами даже не удосуживаетесь позвонить и узнать о результате. Так вот: было собрание, на котором Вас как мать (и, видимо, «как женщину») удалось отстоять. Никто Вас увольнять не собирается – так что Вы напрасно потратились на марку. Но Вам надо приехать на улицу Мархлевского («Интурист» уже перекочевал туда) и написать заявление о приеме на работу, так как на сегодняшний день Вы считаетесь уволенной.

Моя жизнь в Интуристе. Конец

Я не стала доискиваться логики, связывавшей эти два тезиса («увольнять не собирается» – «считаетесь уволенной») и смиренно написала требуемое заявление. Прошло еще два года – меня никто не трогал. О том, как по истечении отпуска по уходу за ребенком я пришла увольняться окончательно, и как вдруг помягчавшая Леди М. просилась в няни к моим детям, я уже рассказывала. Но всё это больше не волновало меня: с «Интуристом» и Леди М. в роли начальницы, как, впрочем, и с другими начальниками было покончено навеки. Я ни о чем не жалела – передо мной открывались новые горизонты, впереди ждало новое далекое плавание…
Вот и «дописан Вертер»…

Каталог рассказов Марины Кедреновской.

TEXT.RU - 100.00%

Поделиться в

3 КОММЕНТАРИИ

  1. Марина, поздравляю! Немного грустно, что роман закончился.
    Очень хорошо понимаю Ваше состояние – сама всё пережила – и вскакивание по ночам, и записную книжку. Это первый этап. Потом ещё было издание, но это уже совсем другие волнения, не писательские, а редакторские… Знаете, книга бывает зачата… Потом автор переживает “беременность” ею. Он живёт новыми главами, героями, событиями. Это как будто у будущего дитя формируется кровеносная, двигательная системы и пр. Роды, окончательносе освобождение от бремени – это издание.
    Знаете, мне почему-то не хочется продолжать свои записки гида. Да, что-то записываю, но уже бессистемно. Мой опус вырос во мне, родился и уже живёт собственной жизнью. Я его выродила, выплеснула и …. освободилась! Теперь да, как Вы и говорите – никаких записей, блокнотов, обязательств перед сюжетом… Свобода!

    Марина, подозреваю, что Вы тоже не всегда представляли, куда заведёт Вас дорожка повествования, в какую глушь придётся забраться и как потом из неё выпутываться. Знаю одно, что поставить последнюю точку – это большое облегчение. Мои сердечные поздравления и искренние аплодисменты!

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь