Поезд идёт на Восток. После событий, описанных в предыдущей главе, я побывала в Сибири не раз и не два.
А однажды получилось буквально так: не раз, а два. Я уже привыкла к «мелким перебежкам» на поездах – до трех дней все было отлично. Но тут на меня свалился целый «Транссибирьен» – в том смысле, что надо было ехать восемь дней, не вылезая из вагона, от Москвы до Хабаровска. Мне опять стало страшно – больше всего пугали замкнутое пространство и отсутствие душа.
Однако, последний вопрос решился: душ был в вагоне-ресторане – не могут же работники общепита неделю ходить грязными, распространяя инфекцию по всему составу. Думаю, что тогда контроль в этой сфере был – сейчас-то он точно есть: когда я уже плавала на корабле, нас как-то заставили оформить медицинские книжки. Они бывают двух видов: для тех, кто просто работает с людьми, и для тех, чья деятельность связана с питанием. Вторые оформить сложнее, и стоят они дороже. Когда в соответствующей поликлинике мою приятельницу Галю Ш. спросили:
– Вы с продуктами работаете? – она слегка ошарашено ответила:
– Нет, с французами.
Душем, конечно, могли пользоваться не все пассажиры, но гиды договаривались с рестораном – как на коротких «некурящих» авиарейсах курили в уголке со стюардессами.
Группа на сей раз была не от «Франции – СССР», а от вполне респектабельной фирмы. Несколько супружеских пар моего нынешнего возраста, смертельно уставших от работы – целыми днями они отсыпались в купе СВ, выползая лишь на приемы пищи. Дамы каждый раз приходили в новых туалетах, а поев, с удовольствием отваливались от стола и отползали, говоря: «Мы спим этапами.»
Спали и мы с молодой фирмачкой Франсуазой – спали дни напролет, а по ночам, когда жизнь в поезде замирала, шли в вагон-ресторан и подолгу с наслаждением стояли под теплыми струями. А потом сидели за столиком с мокрыми волосами, и директор ресторана – на сей раз весьма добродушный – поил нас водкой и потчевал черной икрой. Кстати, он был грузин – тот редкий экземпляр, который не приставал. Более того, даже не присутствовал при распитии – велел подать на стол и исчезал, будто его и не было. Солидный был человек.
Словом, путешествие оказалось скучноватым, но и не лишенным приятности. К тому же, я сдружилась с проводниками – молодой супружеской парой, потом они привозили мне гостинцы из Владивостока. Поезд доходил до него – это только иностранцам нельзя было дальше Хабаровска. В числе прочих гостинцев случались и батоны колбасы из… рыбы. Кто там говорил – кот Матроскин? – что «лучшая рыба это колбаса»?
В Москву я, однако, вернулась с надеждой, что мне не придется повторить эту поездку даже в отдаленном будущем, а в ближайшем предвкушая хотя бы короткий отдых (забыла сказать, что после поезда мы еще дней десять летали по разным городам Восточной и Западной Сибири).
Тут надо пояснить, что такие маршруты – поездом из конца в конец – бывали тогда довольно редко. К тому времени начальница у меня сменилась. Поскольку просто Начальница и Вторая начальница уже фигурировали в моем рассказе, эту можно было бы назвать Новой или Третьей, или даже Последней – больше начальства в моей жизни не случалось, если не считать директора круизов Сашу О., которого все-таки нельзя полностью отнести к данной категории в худшем смысле этого слова. Итак, начальница сменилась, но «правды на земле» больше не стало. Придя в отдел отчитываться, я заодно узнала и приятную новость:
– Марина, завтра группа – поездом до Хабаровска.
– Нет!!!
То был редкий случай, когда все во мне взбунтовалось.
– Это невозможно! Я только что оттуда!
– Что же делать – больше поставить некого.
– Я не могу. Вообще женщине тяжело находиться в таких условиях – целую неделю без душа, – покривила я душой. – Это маршрут для мужчины. Не посылаете же Вы женщин сопровождать охотников!
– Единственный мужчина именно в эти даты едет на «Старую Русь» (так называлось тогда усеченное Золотое кольцо с Новгородом и Питером).
– Так поменяйте! Я съезжу на «Старую Русь», а он пусть катится в Сибирь.
– У него ребеночек маленький, – был умиленный ответ.
Это явилось для меня мощным аргументом: хоть я тогда и была бездетной, но в географии чуть-чуть разбиралась и понимала, что смотаться покормить грудью из Суздаля гораздо проще, чем, например, из далекого Иркутска. «Единственный мужчина» дружил с Новой начальницей и регулярно отвозил ее домой на машине. Вторую начальницу отвозила другая моя коллега вместе со специально приезжавшим мужем – ее не только везли, но и под руки вели к автомобилю и чуть ли не заносили внутрь.
А на «единственного мужчину» младенец действовал еще и таким образом, что каждое утро он забывал дома рубль на обед и одно время, когда мы коротали время в отделе, повадился обедать со мной – надо ли уточнять, кто угощал? Имени ему я придумывать не буду, так как персонаж это абсолютно вымышленный – да и могут ли на самом деле существовать подобные персонажи? И вот, не прошло и двух недель с конца предыдущей поездки, как я вновь очутилась в грязноватом, душноватом и зловонноватом поезде (дело было в разгар лета).
Теперь группа была побольше и помоложе, фирмач – мужчина по имени Омар – смуглый, утонченный, с «кудрями черными до плеч», некогда изучавший русский язык в МГУ.
– Араби все такие козли, – жаловался он мне. – Только и думают, что о своем мужском достоинстве. А я эстет, я люблю красивие вещи. Раз приходит один такой ко мне в общагу и говорит: «Что это у тебя кругом вази, цвети, занавески? Ты не мужчина!» А я – знаешь что?
– Что?
– А я ему сказаль. Вот так прямо и сказаль по-русски. Я сказаль: «А пошель-ка ти… да-да, именно туда – чем ти так гордишься.»
Слова эти Омар произнес с гордостью, сопроводив их грациозным жестом изящной руки. Позже, когда после поезда мы прилетели в Иркутск, я пошла размять ноги, атрофировавшиеся от недельного лежанья, и в конце улицы увидела возбужденного Омара.
– Там в универмаге, – радостно закричал он издалека, – такие маечки дают! Такие модние! Есть попроще, из котона – по рублю. А есть тоненькие, шелковистие – эти по рубль сорок. А цвета какие! Couleur ciel, couleur pêche, couleur chair (цвет неба, цвет персика, цвет плоти – правильнее, конечно, небесно-голубой, персиковый, телесный, но в дословном переводе звучит романтичнее). Я взяль. Я всех взяль.
Произнося этот текст, Омар приблизился ко мне танцующей походкой.
– Ты только посмотри, какая красота! – развернул он пакет с семейными мужскими майками. – Ты только пощупай! Ты когда-нибудь виделя что-нибудь такое нежное? Иди скорей, там еще немного осталясь.
Я пощупала, но не стала разочаровывать счастливого обладателя модных нарядов, хоть и предполагала, что майками завален весь Центральный универмаг Иркутска, и что кроме них там мало что продается. Хотя нет – в Сибири, меньше, чем в Средней Азии, но все же можно было напасть на какой-нибудь приятный дефицит.
А в поезде события разворачивались по той же схеме. Омар, правда, оказался требовательнее Франсуазы и несколько раз вынудил меня провести беседы с туристами: мы сидели голова на голове в чьем-то купе, и я рассказывала о нашей жизни и отвечала на вопросы.
Все остальное время мы так же спали – на сей раз с Любой из Майкопа, ехавшей с двумя детьми в Петропавловск-Камчатский. Думаю, не мне одной этот славный город представлялся погруженным в вечный мрак: ведь слышали мы о нем каждый день, когда в три пополудни по радио объявляли время во всех часовых поясах нашей Родины. Объявление заканчивалось словами, произносимыми с особым трагизмом: «В Петропавловске-Камчатском полночь.»
В перерывах между сном Люба рассказывала мне о перипетиях своей жизни, а я представляла себе, как она будет скрываться в кромешной тьме от мужа-изменщика, от которого бежала, но преследований которого опасалась. «Я взял да как уехал в Магадан – к чёрту!»
А ночью мы снова подолгу плескались в душе, а потом лакомились черной икрой…
Тут мне хотелось бы сделать отступление, ибо черная икра – очень волнующая тема. Съели мы ее в Интуристе немало – с блинами, в тарталетках и валованах, на яйцах и просто так – в основном на прощальных и фольклорных ужинах. Семейные дамочки часто заворачивали с собой бутербродики для детей, а бессемейные, вроде меня, все съедали на месте. Да и не только на работе: был в гостинице «Москва» ресторан «Столичный», куда я любила по вечерам захаживать с подругами после трудового дня, проведенного в отделе. Традиционное меню состояло из грибного «жюльена» и блинов с черной икрой. Были и другие рестораны… Но были и особые случаи.
Как-то в ресторане гостиницы в Ташкенте мы со старшими коллегами Надей Ж. и Лизой Г. пошли на сомнительную авантюру, приняв угощение от карточных шулеров. Помню, как брали икру из вазы и мазали на узбекские лепешки, и как еще более старшая коллега Женя О. предостерегала нас от возможных нежелательных последствий. И как потом убегали по коридорам отеля, хотя за нами никто не гнался.
В другой раз мы оказались в Прибалде (гостинице «Прибалтийская» в Питере) с ныне, увы, покойным Витькой С. и португальским гидом Сережей Л. Вечером у сережиной группы был предусмотрен прощальный ужин в гостинице «Ленинград», но группа от него отказалась. Бюджет был не маленький, и было жалко, что пропадает столько денег, но расплатиться талоном-подтверждением в другом месте было нельзя – наш безжалостный бухгалтер сразу заметила бы подмену. По счастью, в Прибалде был ресторан или зал, тоже называвшийся «Ленинград» – туда-то мы и оправились. Сережа честно написал название ресторана в шапке подтверждения и договорился с метрдотелем: половину ему, а на половину нам еды и напитков. Вечером я принарядилась, и мы уселись за заранее отведенный нам столик. Увидев, как официант толкает перед собой телегу, прогибающуюся от закусок, замахали на него руками: «Сразу увози еще половину – столько не съедим.» Потом Витька делал мне бутерброды с икрой, а я не могла попасть ими в рот: под тяжестью икры хлеб тоже прогибался и разламывался пополам. Сколько мы выпили шампанского, я не знаю. Зато помню, как ночью сидели на камнях на берегу Финского залива и под плеск воды философствовали и говорили о высоком. В частности пытались выяснить, оправдывает ли цель средства. Кажется, я даже купалась…
Но особенно в связи с икрой запомнились мне не шулера, и не Витька с Сережей, а один фирмач – французский армянин с фамилией великого дирижера и накладкой из искусственных волос, как у Кобзона. Постоянно мотаясь с группами в Москву, он вечно вез какую-нибудь контрабанду. Как-то при отъезде таможенник пытался конфисковать у него две дюжины маленьких банок с черной икрой. Фирмач-дирижер отдал их мне – гремя баночками, я в тот вечер вернулась домой счастливая. Жила я тогда с родителями и бабушкой: утром папа, позавтракав икрой и прихватив несколько бутербродов для сотрудников, отправился на работу, а бабушка, мама и я, хорошенько выспавшись, часов в одиннадцать собрались на кухне, одетые в красивые пеньюары. Каждая открыла по баночке – на белой скатерти, рядом с хлебом и маслом, стояло еще пять или шесть непочатых. И тут у окна зависла люлька с маляром. Бедный работяга, открыв рот, чуть не вывалился из люльки и не улетел на землю с высоты четвертого этажа – мы вовремя открыли окно и высунули ему его пайку. «Живут же буржуи», – только и подумал, должно быть, честный советский труженик, засовывая деликатес в карман спецовки. «Ах, Гастингс, – как сказал Пуаро в последней серии, – славные были времена!»
С развалом Союза они не кончились: еще в начале нового века мы таскали из Астрахани купленные из-под полы килограммовые банки, а на корабле в астраханских рейсах устраивали туристам икорный ужин под лозунгом «Caviar à la louche» – «Икра ложками». На сервировочном столике в ресторанный зал торжественно выкатывались ведра со льдом, на которых миски с икрой были расположены таким образом, что казалось, будто икрой до краев наполнено все ведро. Рядом с ведрами стояли хохломские плошки с хохломскими же ложечками. Гиды шли следом. Подходя к туристу, гид сначала клал на его тарелку порцию черной и порцию красной икры, затем брал ложечку, зачерпывал ею черную и засовывал ему в рот– ложечка оставалась туристу в качестве сувенира. Наш директор Саша О. кормил клиентов, как когда-то собственных детей: француз открывал рот – Саша открывал вместе с ним. А наш пермский партнер Вадик М., как заправский дантист, долго вглядывался в полость рта пациента, примеривался, прицеливался, а потом коротким и точным движением втыкал в него ложечку. Наблюдать за этим было очень смешно. «Ах, Гастингс…»
Заканчивая тему Сибири, скажу, что в ней я побывала в последний раз тоже в постсоветское время – лютой зимой сопровождала французского эколога на золотые прииски. «Это под Хабаровском», – сказал мне работодатель. Прилетев в Хабаровск, сразу пересели на ночной поезд: прииск оказался в семистах километрах. (Что такое Санкт-Петербург? – Да так, подмосковный городок.)
Потом ходили по бескрайним полям по пояс в снегу, пили чай в утепленных палатках.
Ездили на Зейскую ГЭС и в Благовещенск. На другом берегу Амура был отчетливо виден Китай, рейсовые автобусы ходили туда по льду, а китайцы в Благовещенске скупали южно-корейские товары. Между Благовещенском и Белогорском заглохли ночью в тайге – сначала шутили, потом согревались водкой, потом потеряли надежду, и, если бы мимо чудесным образом не проезжали какие-то случайные «гастролеры», взявшие нас в свою машину, Бог знает, чем бы все это закончилось.
После «экспедиции» вернулись в Хабаровск, я проводила эколога в Сеул, а сама пошла покупать билет в Москву на данные работодателем деньги. Билетов в кассе не оказалось. Купила втридорога у спекулянта, прочитав ему лекцию о том, что он неправильно налаживает бизнес – в чем уж он оплошал, теперь не помню.
Самолет улетал вечером, и я еще погуляла по морозному городу, посетила Краеведческий музей, в котором раньше никогда не была, поела жареного папоротника в кафе с мигающими новогодними лампочками и оглушительной живой музыкой. А когда приехала в аэропорт, выяснилось, что по погодным условиям самолеты не летали два дня и что через час отправляется рейс за позавчера. Не знаю, как сейчас, а тогда при наличии мест можно было улететь более ранним рейсом, подойдя прямо на посадку. Места были, да вот желающих на них нашлось немало, но я была настроена решительно. Тут и подралась с настоящими сибирскими мужиками – раньше видела таких только во Внуково, когда осенью летала в отпуск на Черноморское побережье Кавказа. Огромные и румяные, в распахнутых шубах и дорогих шапках-ушанках, они направлялись туда же, через Москву транзитом – в Москве все еще ходили в легких куртках, а в их далеких городах уже ударили морозы. Драка вышла нешуточной, но все победили – когда я в шапке набекрень, с всклокоченными волосами и оторванным куском рукава, вошла в последний предбанник, откуда уже везли на самолет, оказавшиеся там же мужики, в буквальном смысле сделали широкий жест: «А вот теперь мы тебя пропускаем!» Они даже угостили меня сигаретой и дали огоньку – курить тогда можно было, где угодно. Да, «славные были времена»…
Продолжение в рассказе “Отель “Метрополь”.
Все статьи Марины Кедреновской.
Марина!
Обещала написать про “мужчину, которого существовать не должно”, но который был и есть! Хотела рассказать про парижские приключения, да вот опять накатила Сибирь поездом дальнего следования!
Вообще-то собиралась давно эту тему оставить и после описания “ещё одного преступления мадам М.” перейти к моим заграницам. Но не отпускает наша Родина! Как там у Леонова в “Нашествии”? – “За Москвой-то ещё Волга. А за ней Урал лежит в шубе меховой. А ещё дале – Сибирь, с речищами, с лесищами. А уж позади неё и невесть что! только сполохи шатаются. Россия – это, брат, такой пирог,что чем более его ешь,тем более остаётся!”
Назовём нашего далеко не вымышленного героя Эдуардом… Сталкивалась я с ним на многих маршрутах, а один раз прокатилась вместе в Сибирь и Париж. Надо признать, что мужик он спокойный, толковый и по-отечески обходительный. Всё бы хорошо, но уж больно ЖАДЕН… Я полностью согласна с французской поговоркой “L’avarice est le pire de tous les vices” – “Жадность – злейший из пороков”, особенно мне противны жадные мужики! (Кстати, часто цитирую не без злого умысла эту поговорку французам, особенно у сцены страшного суда, когда можно разглядеть, как в аду наказывают скупердяев – они пожираемы живьём червями!). Я имею в виду именно патологическую жадность, а не бережливость.
Меня вообще так воспитывали – душа нараспашку, если у тебя чего-то больше, чем у других, так поделись! Однажды, когда меня во дворе задразнили завистливые соседские дети, бабушка в запале вытащила из дому все мои игрушки (а мне дед и из Болгарии вёз, и из Польши, дальше Польши его, академика, не пускали) – ну как Тося Кислицина в “Девчатах” – “Вот, пользуйтесь!” И попользовались… Дети, рождённые в бараках, как налетели – мало не показалось! Но мне теперь игрушек тех жальче, чем тогда! А в детстве это совсем нормальным было. Это я к тому вспомнила, что хочу объяснить, насколько дико выглядело для меня скупердяйство Эдуарда.
Нет, поначалу всё было нормально. Э. проявлял трогательную заботу, сам ходил в ресторан и заказывал меню, сам оставался с туристами после трапезы и говорил с ними “за жизнь”. И я ему была очень благодарна – надо сказать, человек я чрезвычайно “режимный” – зависимый от времени, и для меня смена часовых поясов просто пытка! И ещё я патологический жаворонок – для меня после 22 часов жизни нет! Об этом я тоже хочу написать – как я проспала египетского миллионера в Париже! Так что в поезде существование моё превращается в ад, поэтому настроения сидеть с туристами и обсуждать, что мы думаем о Горбачёве, у меня как-то было! Ну а Э. охотно оставался! (Причину этого рвения мне позже объяснил директор вагона-ресторана – повезло с ним снова столкнуться на другом маршруте – расплачивались за питание мы подтверждениями, да только еда в поезде стоила тогда дешевле, чем “на земле”, (не понимаю, почему, вы когда-нибудь видели, в каких условиях работают там люди на кухне?) поэтому сумма выписывалась нормальная, еда готовилась более дешёвая, но не менее вкусная, а разница делилась наличными между рестораном и гидом! Я, естественно, по неопытности и наивности была “не в курсах”, и в долю меня Э не взял!). Только вот я не понимала, почему Э. на десерт (а десерт для французов святое, каковы бы ни были лимиты питания, мы деньги на него выкраиваем! О! Помню, как одна и ныне успешно здравствующая фирма, экономя на еде, заставляла гидов закупать десерты самим – например, мы закупали какие-то жуткие кексы и резали их в ресторане на всю группу!) всегда заказывал немыслимо-неописуемое желе диких расцветок в пластмассовых стаканчиках, туристы же его не ели, и почти всё оставалось нетронутым…
Вот так мы добрались до Улан-Удэ. Тогда я была в Бурятии впервые – в восторге закупала милые оригинальные сувенирчики – баранчиков, верблюдиков, узкоглазых детишек, местный бальзам… Вот только с бальзамом застопорилось – в первый день я его не купила, решила, что потом куплю, а “потом” было 1 сентября, и местные власти запретили продажу спиртного! Чушь несусветная! Можно подумать, что школьники, отмечая день знаний, радостно метнутся в магазины! Металась от магазина к магазину не они, а я – везде облом!!! Но “если я чего решил – выпью обязательно!” – достала-таки!
Сумка моя с каждым днём тяжелела и пухла. Пухла сумка и у Э., только я не видела, чтобы он что-то где-то покупал. Вообще было такое впечатление, что он кошелёк дома забыл, но охотно угощался, когда я или фирмач покупали вкусности для группы. Кстати, с сумкой своей необъятной он никогда не расставался, поэтому я и замечала, что она стремительно увеличивается в размерах.
Правда, если он и взял что-то из дома, то не запасную одежду, всю дорогу так и проходил в одной майке и одних штанах (как, впрочем, и на всех других маршрутах, у шофёров он стал ходячим анекдотом – каждый старался его пригласить:
– Эдуард, пойдём в номер к нам!
– Зачем? – интересовался заинтригованный Э., рассчитывая на халявную выпивку.
– Так порошочку стирального тебе дадим, маечку постираешь! – неизменно отвечали водители.
Но один совершенно неожиданный предмет он из дома-таки взять не забыл! Были мы на пикнике в тайге, водка лилась рекой. Вернее, лилась, но не во всякий рот! Как-то ненавязчиво, я никогда не могла заметить как именно, но бутылка оказывалась аккурат перед Э., а другая перед мсьё Робером, одним из туристов. Вообще меня всегда поражала французская манера (вот уж от кого никогда не ожидала!) хватать общие бутылки водки (к другому алкоголю это как-то не относилось), наливать по мере необходимости и без всяких тостов только себе и самим выпивать. Водка, что ли на их французский организм так действует, забывают о всяком политессе? Ну да до Э. им не угнаться было! Удивительно, что к концу трапезы алкоголя ещё много оставалось, хотя почти все бутылки были откупорены! Туристы пошли смотреть на медвежонка Дочку, а я зачем-то вернулась к столам. Тут и увидела, как исчезают неоткрытые бутылки у Э. в его бауле, а откупоренные… Вот тут-то Э., к моему глубочайшему удивлению, вынул из сумки…воронку! Явно из дома захватил, не в Улан-Удэ же деньги тратил на покупку! И стал сливать в одну пустую пластиковую бутылку разные водки! Я ради смеха предложила, раз уж налить через воронку можно, добавить туда же недоеденный борщ и недопитый морс! “Да не, это я так, мы с тобой после вместе выпьем,”- невразумительно пробормотал Э. Естественно, никакого “после”не последовало! И слава богу, как я понимаю, потому что помню, как жутко матерился Витя С., которого Э. уже в Москве затащил к себе домой и угостил водкой из пластиковой бутылки (я так понимаю, слитой в Сибири)! Витя клялся, что отродясь такого дерьма не пробовал!
По дороге на Байкал фирмач попросил сделать остановку и сказал, что именно в этом месте он всегда покупает копчёного омуля и угощает всю группу. Стоит ли говорить, что остатки угощения перекочевали к Э. в сумку! “Это нам к водочке на вечер” – прокомментировал он мне. Больше я тех объедков, как и водки, не видела! Хотя нет, видела, но лучше б этого не было…
После нескольких дней в Иркутске мы расставались с группой – они летели в Пекин, а мы возвращались в Москву. На прощание нам презентовали по две бутылки французского вина. Щадя мои силы, Э. и их отправил в свою гигантскую сумку. Тогда багаж почти не осматривали – проноси в самолёт что хочешь, и Э. пожелал взять свою сумищу в салон. Да, багаж почти не проверяли, но тут что-то насторожило персонал, и Э. попросили открыть его сумку. Я стояла рядом и…господи, глаза б мои не глядели…стаканчики отвергнутого французами желе из поезда, бутылки, какие-то булки и котлеты из ресторана и – гвоздь программы – издающие неописуемое амбре объедки омуля 4-дневной давности! Да и сам Э. в неизменной майке благоухал не хуже – одеколоном “Семь дней в седле”! Даже видавшие виды работники аэропорта замахали руками и попросили нас убраться со всем этим добром!
А в Париже к Э. так же перекачивали графины с вином и блюда с цыплятами. Не знаю, приезжал ли он туда со своей знаменитой воронкой… Надо сказать, что за сопровождение групп во Францию нам платили не зарплату, а суточные – аж 10 долларов в день! Хорошо ещё, если у группы был включён не только завтрак, но и ужин – нас кормили вместе с туристами, до вечера протянуть было можно! Когда мы пробовали высказать референтам своё если не возмущение, то хотя бы удивление столь мизерной оплатой, все они как один театрально воздевали вверх руки и с театральным же пафосом восклицали:”Зато Париж!” За что “за то” мы понять не могли – такая же работа, может, ещё и потруднее, чем с иностранцами. В общем, все тратили во Франции больше, чем зарабатывали. Все, но не Э.
Э. ухитрялся не потратить ни одного цента из суточных. Не знаю, чем уж он там питался, может, кильками в томате из Москвы, мужик был немелкий. Слава богу, мне с Э. в Париже не пришлось в одной гостинице жить, а то бы я со стыда за него сгорела, наши группы объединяли в один автобус только на экскурсии. Всем туристам парижская фирма сделала подарки – дамам платочки, а мужикам книги по Лувру. Что и говорить, мне не досталось ни платочка ни книги – местный гид удачно догадалась отдать всё Э., я только увидела, как он торопливо запихивает в сумку (всё в ту же!) презенты, бормоча:”Нет-нет, это моё, это моё, это мне переводчица дала!” Ну не драться же с этим придурком из-за платочка! Единственное моральное удовлетворение, это что чуть ли не в этот же день к Э. подкатила дамочка из его группы. Дамочку эту ненавидел весь автобус. Была она, естественно, из “Владика” – из Владивостока, то есть, и всё время старалась показать, как они там живут хорошо, какие они крутые, как к ней каждый день массажистка с парикмахером приходят и её обрабатывают (при этом на голове у неё всё время было нечто, что даже не то что причёской – волосами язык назвать не повернётся! И жуткие обезображенные грибком ногти – видать, маникюршу во всём Париже не нашла. И жила она с группой Э. в гостинице 2 звезды!). Даже нашу деликатнейшую переводчицу она вывела из себя, заявив, что тут в Париже люди бедно живут, она видела через окна, какая у них мебель, а вот у них во Владике… Тут уж наша Маргарита не выдержала:”Да у моей свекрови мебель 17 века в доме стоит!” – “Ну и что? А у нас из карельской берёзы!” – парировала дамочка. Так вот, эта туристка решила хлебнуть сполна парижской жизни и кутнуть в ресторане! Да не одна, а с кавалером!!! Который за неё как истинный джентльмен и заплатит. И она ничего лучше не придумала, как избрать на роль этого джентльмена…Э. Да он и за себя-то платить не готов! Вот тут – грех конечно – но с “чувством глубокого удовлетворения” я наблюдала сцену под названием “кондратий хватил!” А потом давилась от смеха, когда на меня же Э. выливал своё возмущение сим неслыханным хамством.
Но всё это ещё было впереди, а пока мы возвращались на самолёте из Сибири. В Москве в аэропорту мы расстались – мне не терпелось скорее попасть домой, и я побежала на маршрутку (аэроэкспрессов тогда не было), а Э. из экономии остался ждать обыкновеннй автобус. “Да, Эдик, – вспомнила я перед расставанием, – у тебя же в сумке мои бутылки вина”. Э.поморщился:”О! Как раз хотел себе сказать, я сумку уронил в самолёте, там что-то бряк! и разбилось! Оказалось – твои бутылки!” Действительно, летели мы в разных концах салона. Опыта совместного с Эдуардом пребывания даже мне было достаточно, чтобы понять – целого или разбитого, но французского вина я на сей раз не увижу! Но всё же не удержалась, чтобы Э. не поддразнить: “Ну так там же 4 бутылки было, давай оставшиеся поделим!” Гримаса неизъяснимого страдания преобразила лицо плешивого Э. – на миг оно стало просто прекрасным. “Понимаешь…, – еле выдохнул он, – это были именно ТВОИ бутылки…”